Ду-с устроился курьером без помощи своих дочерей, стал много ходить пешком и ездить в общественном транспорте.
Но эта работа оказалась скучной и однообразной, и не такой уж легкой. Ду-с сильно уставал. От усталости он тихо ругался и становился раздраженным.
Он совсем перестал улыбаться из-за усталости. Ежедневные радости – где они теперь?
Ду-с радовался теперь все реже и реже.
Это постепенно убеждало его в том, что светлая сторона его жизни куда-то исчезла. Больше нет удовольствий. И развлечений никаких нет. Одни только однообразие и одиночество.
А вскоре пришла другая беда: Ду-с обнаружил, что постарел. Лицо его изменилось, лицо, которым он гордился, перестало сиять.
Как же это могло случиться?
По его собственным расчетам, стариком он должен был стать только в преклонном возрасте, в девяносто лет. Потому что такие, как он не стареют. У таких, как он всегда сияющее лицо и молодые глаза…
Ду-с вертелся перед зеркалом, как женщина. На его лице появились некрасивые морщины, неровности и пятна. Какое коварство судьбы!
Он был подавлен.
Он не знал, что предпринять. Позади были годы привлекательной наружности, безмятежное время, а что впереди? Неужели плохое настроение и головные боли?
Ду-с этого очень боялся. Из всех бед, свалившихся на него, нынешняя, связанная с лицом, показалось ему особенно чудовищной.
Он пошел в магазин, принес оттуда бутылку вина и до вечера разговаривал сам с собой, жаловался и задавал вопросы.
Он уже не был уверен в своей способности понравиться хорошенькой женщине. Теперь он был уверен даже в обратном. Жизнь, богатая приятными событиями, сложилась у кого-то другого, а не у него. Было время, когда он выслушивал множество похвал, но на этом все и закончилось.
«Неужели это все?» – думал Ду-с.
Вино разжигало в нем нехорошие предчувствия.
Он выпил все вино и вдруг рассердился и забегал по комнате, забыв о том, что прежде он всегда умел владеть собой.
Всю жизнь он старался мыслить предельно ясно, избегая туманностей, а сейчас он думал, что ясность – это очень плохо. Она его пугала. Ему хотелось скрыться в каких-нибудь странных, запутанных рассуждениях и обещаниях.
Но что он мог себе пообещать?
Ду-с услышал за дверью возню дочерей и разозлился еще сильнее. И даже запылал от ненависти.
Схватив ботинок, он выскочил за дверь и закричал: «А! Вот вы где, подлые! Ну, я вас проучу!»
Молодые женщины, однако, ничуть не испугались.
«А! Бей этого гадину!» – закричали они.
Ду-с набросился на дочерей с ботинком, а они били его руками. Ладони их были широкие и тяжелые, как разделочные доски. Ему досталось больше, чем им.
Он кричал, что они ему ненавистны, и уже давно, и, может быть, поэтому дочери подбили ему глаз, повредили губу и исцарапали лицо.
Укрывшись в своей комнате, Ду-с поглядел на себя в зеркало и не смог удержать слез. Его побили родные дочери!
Он еще не знал, что его жизнь теперь станет вовсе невыносимой. Что, живя в одной квартире с дочерьми, он узнает ад.
Выйдя следующим утром из своей комнаты, он прочитал на стене корявую надпись: «Будь ты проклят, гадина!»
Так дочери выразили свою неприязнь и ненависть. Но это было еще не все.
Они внезапно выскочили в коридор и вылили на голову Ду-са прокисший вермишелевый суп, прямо из кастрюли. И тут же снова укрылись за своей дверью.
Их гадкий, противный смех до конца уничтожил в сердце Ду-са слово «дочери». Он поклялся, смывая в ванной жирную, дурно пахнущую слизь, что больше никогда не произнесет этого слова даже всуе. Даже про себя. И даже во сне. Вот как!
С этого дня у него нет дочерей!
Ах, если бы он знал, что вечером на него выльют кастрюлю жидких помоев!
Когда это случилось, он выскочил из дома и в страхе не решался вернуться.
Он бродил во дворе и сидел на лавках, дрожал, качал головой, бормотал и нервно жестикулировал. Ему было невыносимо тоскливо и гадко.
До вчерашнего дня Ду-с ни с кем не дрался. Ни разу в жизни не принимал участия ни в одной стычке, потому что с юных лет насилие было ему противно.
Он не имел никакого понятия об этом. Как можно бить человека, причинять ему боль и унижение?
Вот как он рассуждал всю жизнь.
