Моя собственная плоть и кровь! Мой ребенок. Мой сын.
Меня обманом увезли в Пакистан, заставили вступить в брак, который казался мне ненастоящим, и, самое главное, заставили зачать этого ребенка. Но теперь, когда малыш родился, я тотчас полюбила его, невыразимо сильно полюбила, и в ту самую минуту, как впервые увидела его, прикоснулась к нему, поняла, что буду любить его сильнее, чем все, что успела узнать за свою короткую жизнь. Я лежала на кровати, повернув голову к сыну. Тело ныло и болело, но я сияла, глядя на малыша. Муки нескольких последних часов изглаживались из памяти, пока я любовалась им, чувствуя, что совершила что-то особенное: я породила жизнь, и эта жизнь была не кем-нибудь, а им, и теперь он со мной. Ощущая на сердце мир, какого не знала долгие годы, я поддалась сну.
Разбудила меня медсестра. Я села на кровати, приходя в себя, а она достала моего сына из кроватки и положила мне на руки. Я улыбнулась, глядя на его прекрасное лицо.
— Вы уже придумали ему имя? — спросила медсестра.
— Азмир, — ответила я. — Его будут звать Азмир.
Мать часто говорила, какое имя будет носить первенец одной из ее дочерей. Она пообещала своей матери, моей бабушке, назвать его Азмиром в честь святого места в Индии, которое та в свое время посетила. Однако мать всегда думала, что первенца родит Тара. Ханиф хотела дать это имя своему сыну, но мать запретила, желая приберечь его для родной дочери.
— Хорошее имя, — сказала медсестра. — Думаю, Азмир проголодался, — продолжила она. — Попробуем его покормить?
Мне доводилось видеть, как Ханиф кормила грудью своего ребенка, и я хотела сделать то же самое, но решила, что это, должно быть, дело непростое. Медсестра расстегнула мою рубашку и поднесла Азмира к соску. Тот с жадностью присосался к груди.
— Ничего себе! — воскликнула медсестра. — Никогда еще такого не видела! Обычно ребенок начинает кушать только после нескольких попыток.
Я улыбнулась ей и снова взглянула на Азмира. Все происходящее казалось сном. Я погладила Азмира по волосам, чтобы убедиться, что он на самом деле существует. Во время кормления я снова почувствовала усталость, хотя совсем недавно дремала, и меня начало клонить в сон. Медсестра, должно быть, ожидала этого, потому что каждые несколько минут заглядывала к нам — проверить, как дела.
Спустя какое-то время Азмир и сам заснул. Мне не хотелось возвращать его в кроватку, отчасти от нехватки сил, но еще и потому, что для меня огромной радостью было держать на руках своего сына. Поэтому я просто держала его и любовалась им, удивляясь его совершенству. Едва меня начал одолевать сон, как вернулась медсестра.
— Не могли бы вы положить его в кроватку? — попросила я.
Она осторожно взяла малыша у меня из рук и уложила в кроватку. Он спокойно это воспринял, будто и не заметил, что его перенесли. Медсестра нежно погладила его по черным волосам, а потом переключила внимание на меня.
— Принести вам чашечку чая и гренок?
До этого самого момента я не думала о еде.
— Да, пожалуйста.
— Вам с сахаром?
— Нет.
— Хорошо. Я сейчас вернусь.
Пока я ждала возвращения медсестры, мне пришло в голову, что еще никто никогда не предлагал мне чаю. Я почувствовала себя очень взрослой. Но ведь я и на самом деле стала взрослой: теперь у меня был ребенок.
Медсестра вернулась несколько минут спустя.
— Вот, — сказала она, ставя поднос на столик на колесиках и подкатывая его к моей кровати.
Сначала я съела гренку, а потом принялась попивать чай. Вкус был просто восхитительным. Я, казалось впервые за несколько месяцев, вновь смогла порадоваться вкусу еды. Беременность словно вывела из строя мои вкусовые рецепторы.
На следующее утро я проснулась в шесть часов. Азмир тихонько лежал в своей кроватке, широко раскрыв замечательные темно-карие глаза.
— Привет. Как твои дела? — сказала я, протянув руку, чтобы погладить его по нежной коже. Мне по-прежнему с трудом верилось, что это мой ребенок.
В комнату вошла медсестра.
— Скоро будет готов завтрак, — сказала она. — Хотите сначала принять душ?
— О да! Было бы чудесно. — Я начала осторожно подниматься с кровати.
