Бренетта, как и все остальные работники «Хартс Лэндинг», выехала на поиски следов растлеров[13]. За пару месяцев эти негодяи превратились в настоящее бедствие. При последнем подсчете оказалось, что не хватает двухсот голов скота. Утешение, что «Хартс Лэндинг» — не единственное ранчо, которое постигла такая участь, — помогало крайне слабо. Тобиас пострадал еще больше. Половина его стада исчезла.
Размышляя о пропавшем скоте, Бренетта вспомнила Тобиаса и Ингрид. Они переехали на новое место в прошлом месяце, после того как на строительстве дома перебывала буквально вся округа. Бренетта старалась вырваться к ним в гости каждую неделю. Ингрид выглядела очень счастливой в своем новом доме, как, впрочем, и мальчики.
Сейчас мысли ее вернулись к последнему посещению. Дом был теплым и дружелюбным, с главной комнатой на первом этаже. Спальня Тобиаса и Ингрид находилась позади нее. Наверху располагались четыре комнаты, одну из которых занимали три старших сына. Остальные стояли пустыми. Давид спал в комнате родителей, как и крошка Калеб.
— Что вы будете делать с этими лишними комнатами? — спросила Бренетта.
— Надеюсь, что мы заполним их, — с легким румянцем на щеках, ответила Ингрид.
Это была очень радостная семья, полная проказ и веселья. Единственной тучей на их горизонте оставался отец Ингрид. Бренетта знала, что Ингрид после рождения Калеба еще раз пыталась навестить его, но Джейк Хансон, ее родной отец, вытолкал ее прикладом ружья. Бренетту этот случай шокировал.
— Как это ужасно для тебя, Ингрид, — воскликнула она.
— Боюсь, после стольких лет, надо было ожидать подобного, но я продолжала надеяться. Все так печально, Нетта. Он очень ожесточился и совсем одинок. Он постарел, а дом пришел в запустение. Он никогда и не был богатым, но… — Она вздохнула. — Он мог бы порадоваться за своих внуков, если бы не был таким упрямым. Возможно, когда-нибудь…
Снова вспомнив, как Ингрид простила Джейка даже за то, что он чуть не убил Тобиаса, Бренетта решила, что подобные поступки равносильны святости. Конечно, она — счастливая женщина, ее так любят и муж, и дети.
Мысли о детях Леви напомнили ей о Старр. Последние несколько недель с тех пор, как девочка появилась у них в доме, она стала смыслом жизни Бренетты. Сейчас она действительно полюбила ребенка, как своего собственного.
Одно-два мгновения, когда она смотрела на Старр и отчетливо видела сходство со Стюартом, потрясли ее. Они вызвали острое чувство боли и печали по потерянной любви. Но довольно быстро исчезли, сменившись другой болью — любовью к Рори.
Рори, любимый. Она не могла прикоснуться к нему, обнять и поцеловать, потому что он принадлежал Меган. Бренетта знала, что он по-прежнему любит ее. Она читала это в его глазах и голосе всякий раз, когда он приходил к дочке, но он никогда не признается ей из-за Меган.
Черт бы побрал эту девицу! Она разрушила жизнь им всем, особенно Рори. Бренетта с горечью понимала, что он в западне собственных чувств долга и чести. Но будь он другим, любила бы она его?
Образы Рори промелькнули в ее сознании. Рори, ребенок девяти лет, на похоронах матери и новорожденной сестры; в тринадцать помогает пьяному отцу добраться до хижины; склоняется над уроками в кабинете Брента, когда Тейлор учила его; в шестнадцать приручает Огонька, уезжает в Нью-Йорк. Рори, ставший мужчиной, встречает ее на вокзале в Атланте, такой красивый и изменившийся; работает в «Спринг Хейвен», обнаженная кожа блестит от пота на широкой, мускулистой спине и груди; во время своей свадьбы с каменным лицом; и снова дома, с обожаемой чужой дочерью, гордый, решительный человек… человек, женатый на Меган.
Ее мысли всегда возвращались к этому факту, который она не в состоянии изменить. Она понимала, что Рори делает все возможное, чтобы улучшить отношения. Она также знала, что Меган притворяется, будто желает то же самое, и это притворство раздражало Бренетту.
Неожиданно раздавшийся грохот заставил Огонька резко взбрыкнуть задними ногами, Бренетта избежала открытой опасности, но, не удержавшись в седле, упала на край каменистого оврага. Она скользила и перекатывалась по его склону, пока не упала на самый низ.
