– Потерял. В феврале еще потерял.
– Если ты, сучий порох, не скажешь мне, кому ты продал паспорт, с которым меня заделали, как фрайера, я тебя удавлю, гнида!
Хромой, но здоровый. У хромых всегда руки сильные. В натуре, удавит. Но – на всякий случай:
– Сказал, потерял, значит, потерял.
Смирнов двумя пальцами левой – указательным и средним – не сильно, но акцентированно ткнул Шакина в печень, глядя, как у того от боли округляются ничего не соображающие глаза, сказал тихо и участливо:
– Ишь, как тебя корежит. А все от того, что печень твою раздуло от безобразия. Ты кончай жрать аптеку и парфюмерию, не то скоро окочуришься. Интеллигентный человек, а таких вещей понять не можешь. Так кому, говоришь, паспорт продал?
– Я его не знаю, – покорно ответил пришедший в себя Шакин.
– Ты что, паспортом на рынке торговал?
– Да нет, меня с покупателем официант Жека в болшевском ресторане свел.
– Гляди, по ресторанам ходишь! – удивился Смирнов.
– Когда деньги есть. Хочется иногда за чистой скатертью выпить.
– Тогда пошли.
– Это еще куда?
– Пошли, пошли. За чистой скатертью посидим.
В аляповато отделанном лакированным, с подпалинами тесом зале они устроились в боковой, похожей на вагонное купе кабине. Время настало: уже подавали. Расщедрившись, Смирнов заказал для Шакина сто пятьдесят.
– Жека где? – спросил у официанта Шакин.
– Он по четным работает. Завтра будет.
– А сегодня его позвать никак нельзя? – осторожно поинтересовался Смирнов.
– Где его найдешь! Он же из Москвы! – Официант поправил бумажные салфетки в стакане и осведомился: – А горячее будете?
– Подумаем, – сказал Смирнов, и официант удалился.
– Дела, – заметил Шакин и опасливо покосился на Смирнова.
– Завтра, часов в шесть вечера, я буду здесь, Шакин. И ты чтобы здесь был. Но запомни: если предупредишь Жеку обо мне, плохо, очень плохо тебе будет. Я мальчонка добрый, но иногда суровый. Ты меня понял, Шакин?
– Понял.
Официант принес графинчик – малое шакинское утешение. И салат из огурцов и помидоров.
– Пей за мое здоровье, – предложил Смирнов. Шакин покосился на него, хотел что-то сказать, но передумал и выпил. За смирновское здоровье, выходит.
– Что же это такое? – растерянно спросил Смирнов, входя в переулок.
– А пожар! – радостно сообщила ему оказавшаяся тут как тут бойкая старуха.
Старуха была не совсем права: пожар уже закончился, он недавно завершился под брандспойтными струями лихих пожарников и еще потому, что в ряду ожидавших капитального ремонта домов гореть было уже нечему. Трупы превратились в скелеты. Вместо забитых окон – закопченные дыры, вместо крыш – неряшливые провалы, вместо крашеных разноцветных стен – почерневшая голая кирпичная кладка.
– Когда загорелось-то?
– Как магазин открыли. В два часа! – старуха знала все. – Мальчишки подожгли.
В отделении милиции Смирнов застал Леонида Махова.
– А, Александр Иванович! – без энтузиазма поприветствовал отставного полковника замордованный капитан. Он с какими-то бумажками пристроился рядом с дежурным. Видимо, расспрашивал его о своих делах.
– Как это произошло, Леонид? – спросил Смирнов.
– Что – это? – не понял Леонид.
– Пожар.
– Пожар-то? – с трудом осознав, о чем речь, Леонид впроброс пояснил: – Пожар-то оттого, что мальчишки подожгли.
– Ну, мне об этом одна бабушка сказала. А точнее?
– Точнее вот лейтенант знает. – И лейтенанту: – Расскажи товарищу полковнику, как все было.
Полковнику. Тактичен, тактичен капитан Махов.
– Проникнув в помещение, пятеро пацанов найденной там зажигалкой, балуясь, нечаянно подожгли разбросанную бумагу. Ну, и началось.
– Как они проникли в помещение?
– Говорят, открыта была дверь. Но врут, по-моему. Еще вчера Трындин двери проверял, – сказав это, лейтенант пригорюнился.
– Так. – Смирнов настырничал. – Они что, специально поджигали или случайно вышло?
– Говорят, что и не поджигали вовсе, будто все само загорелось. Опять же врут со страха.
– Ну, врут так врут, – почему-то успокоился Смирнов. – Леонид, у тебя для меня минутка найдется?
– Пойдемте, Александр Иванович. – Махов взял Смирнова под руку и, как больного или раненого, бережно повел в комнату, которую отвело ему для работы местное начальство. Уселись.
