– Прощай, Беата!
– О господи, не больна ли ты? – воскликнула Беата и пристально посмотрела на кузину, только сейчас заметив, что она очень бледна.
– Нет, нет, – отвечала та, и яркая краска залила ее лицо. – Я здорова, совершенно здорова. Иди, я прекрасно себя чувствую и провожу тебя вниз. Конечно, у тебя еще много хлопот, скажи Иоахиму, если застанешь его, чтобы он ушел до приезда дам. Ты знаешь, как он дик и странен…
– Ему незачем видеть их! У меня своя отдельная комната, – проговорила Беата.
– О, так ты не знаешь принцессы Елены, – горько проговорила Клодина.
– Скажи мне несколько слов об этой маленькой принцессе, ведь от Лотаря ничего не добьешься.
– Понимаешь, Беата, я недостаточно беспристрастна, чтобы быть справедливой. Она, думается мне, терпеть не может меня и всегда выказывает мне худшие стороны своего характера. Те, к которым она благосклонна, в восторге от нее. Она настоящий чертенок, привлекательная, хотя и некрасивая, оживленная и капризная… – Клодина запнулась. – Да, да, – продолжала она, – она очень привлекательна, очень… Прощай, Беата!
– Ты плачешь? – спросила кузина. – У тебя так блестят глаза.
– Нет, – ответила Клодина, – я не плачу…
– Прощай, милочка, и подумай о свежих туалетах – Лотарь хочет устроить праздник, и я надеюсь – не правда ли, ты не откажешь мне в добром совете? Я ведь неопытна в придворном этикете, как малый ребенок. До свидания, дорогая, будь здорова.
Клодина поспешно вернулась в свою маленькую комнату. Ей казалось, что весь свет пошатнулся: она хорошо понимала, зачем принцесса Текла привозит в Нейгауз свою младшую дочь.
«Потерян! – шептала она про себя. – Потерян навсегда! Но можно ли потерять то, чем никогда не владел?» Со вчерашнего дня, такого пестрого и ужасного, в сердце Клодины ворвалась большая и сильная надежда, она против воли соединяла с его ночной поездкой тысячи нелепых, сладких дум. Надежда и страх волновали ее до рассвета, а едва она проснулась после недолгого сна, перед глазами снова стояла его фигура, какой она явилась ей вчера в полосе света под ее окном.
Какая глупость! Он приезжал не затем, чтобы следить влюбленными глазами за ее тенью, а чтобы удостовериться – дома ли она, как подобает честной девушке. Он заботится о славе и чести своего дома и имени!
Клодина так прижала руки к глазам, что перед ними засверкали огненные искры, но среди них прыгала изящная девичья фигурка. Она опустила руки и поглядела в окно. В своем ли она уме? Сквозь красные пятна, мелькающие перед глазами, она увидела за оградой красную ливрею придворного лакея, и тут же в комнату вбежала фрейлейн Линденмейер:
– Фрейлейн Клодина, их высочество!..
Клодина неверными шагами подошла к зеркалу, надела белую соломенную шляпку, дала фрейлейн Линденмейер вложить себе в руки зонтик на голубой подкладке и сошла вниз. На козлах изящного двухместного экипажа сидел сам герцог и правил. Девушка машинально нагнулась к руке герцогини, нежное лицо которой сияло от наслаждения прогулкой.
– О, благодарю, благодарю вас, добрая Клодина! Я отлично чувствую себя! – ответила на ее вопрос герцогиня глухим, хриплым голосом. – Разве может быть иначе? Эта чудесная погода, сосновый дух, герцог возницей, и вы со мною рядом! Скажите сами, моя дорогая!
Они долго катались по лесу, остановились перед одинокой мельницей у шумного ручья, и герцогиня попросила у совершенно пораженной мельничихи стакан свежего молока. Герцог в это время передал вожжи слуге и, прислонившись к экипажу, милостиво расспрашивал поспешно прибежавшего мельника о его делах и велел ему показать герцогине своих трех сыновей, ровесников принцев. Герцогиня спросила белокурых, загорелых мальчиков, кем они хотели бы стать. Те дружно отвечали – солдатами! И она дала каждому по светлому талеру с изображением герцога. После этого поехали назад, домой. Сквозь сосновые ветви уже падали вечерние лучи.
Герцогиня задавала массу вопросов, и Клодина должна была сосредоточить на них свое улетающее внимание.
– В Нейгаузе гости? – спросила герцогиня. – Там развевается штандарт нашего дома.
– Ее светлость принцесса Текла, – подтвердила Клодина.
