Коляска быстро покатила между липами. Барон управлял горячими лошадьми без труда и как бы шутя. Он смотрел на поля и плодовые деревья, росшие вдоль дороги, но ни разу не оглянулся на сидевших в коляске.
Перед отъездом он взглянул в лицо Клодины и заметил ее нерешительность и отчужденность; она знала это, потому что встретила его полный насмешки взор, от которого кровь бросилась ей в лицо. И все же волей-неволей «Монтекки и Капулетти» должны были ехать вместе в красивой элегантной коляске, которая казалась клочком придворного блеска, оказавшимся в Полипентале.
Купаясь в лесных и полевых ароматах, в ярком солнечном свете расстилалась перед ними прекрасная, полная жизни равнина, по которой весело бежала стекавшая с гор речка, то блестя на солнце, то тихо пробираясь сквозь густую тень прибрежных ракит. Правда, порой под напором грозных ливней она дичала и становилась грозой своих берегов. Кто мог бы сказать, глядя на ее теперешнее спокойное течение, что она поглотила часть состояния Герольдов?
Вокруг, куда ни поглядишь, кипела работа перед вечерним отдыхом. Косы, как молнии, сверкали над падающей травой, в картофельных полях работали, согнувшись, целые ряды женщин, а на прибрежных лугах босоногие девочки пасли коз и гусей и в то же время вязали чулки. Сверху доносились равномерные удары топора. Приветливые возгласы со всех сторон встречали экипаж и получали такой же ответ, и Клодине впервые пришло в голову, что им, сидящим здесь в коляске, можно было не стыдиться перед этим тяжелым трудом: они не были трутнями в улье, они тоже работали – одна по врожденной склонности, а другая из стремления спасти свое самоуважение – стать полезной и создать благосостояние любимых людей.
На мгновение показалась над деревьями высокая крыша Герольдгофа, имения Альтенштейнов. Шесты для флагов еще стояли пустыми – горько оплакиваемый родной дом не принял пока новых владельцев. Но по дороге ехал тяжелый воз с мебелью, а следом за ним ящик с концертным роялем.
– Кажется, новые соседи перебираются, – сказала Беата, пристально посмотрев на проезжающие возы.
В то же мгновение барон Лотарь быстро обернулся к Клодине.
– Вы знаете, кто купил имение? – прервал он свое молчание внезапно, как следователь, желающий захватить преступника врасплох.
– Как я могу знать? – немного резко возразила она, неприятно задетая его тоном. – Мы стараемся забыть, что у нас когда-то был дом по ту сторону леса, и потому не выведываем, кто заместит нас.
– Этого еще и никто в долине не знает, – подтвердила Беата. – Наши лучшие деревенские кумушки бьются головой о стену, но и они понятия ни о чем не имеют. Иногда высказываются подозрения, что покупатель – богатый промышленник. То, что я видела сквозь покрышку воза, подтверждает это предположение: таким людям всегда недостаточно блеска и роскоши. Ужасно! Дымные фабричные трубы в нашей прекрасной, чистой долине!
Барон Лотарь давно отвернулся; он не отозвался и ударил бичом по лошадям. Коляска покатила дальше, теперь уже лесом.
Беата поглядела на кусты, образующие свод над мягким мхом и лесными цветами, и сказала, что, вероятно, и жители резиденции с полными пыли легкими не прочь иногда отдохнуть на лоне природы. Она поставила корзинку с земляникой на колени и накрыла душистые ягоды батистовым платком. Клодина подумала, насколько теперь ехали быстрее, чем недавно на наемных лошадях.
– Смотри, смотри, как красиво выглядывает из зелени твой Совиный дом! – воскликнула удивленная Беата, когда показалось маленькое именьице. – Я не бывала здесь с тех пор, как была в последний раз у твоей бабушки. Весь дом увит зеленью!
Она была права. В последние годы своей жизни покойная владелица Совиного дома посадила около башни дикий виноград. Еще две недели тому назад маленькие листочки на тоненьких ветках покрывали стены еле заметной сетью… Сегодня же густая листва оставляла незакрытыми только окна. Виноград поднимался до нижней башенной комнаты, окружал стеклянную дверь, выходившую на площадку, и, как ковер, перекидывался через перила на противоположную сторону.
Гейнеман показывал маленькой Эльзе птичку, сидящую высоко в кустах; он держал ребенка на руках и шел навстречу экипажу. С боязливым напряжением старик поднял свои светлые брови: едут ли те, чтобы потребовать свою долю воска?..