Как уже выяснилось, в фокусе проблемы, с которой мы в таком случае сталкиваемся, находится переплетение зависимостей, в пределах которого индивид обретает некоторую сферу свободы для собственных решений и которое одновременно полагает пределы этой сфере. Категориальное прояснение подобных предметов представляет трудности прежде всего потому, что многие формы нашей мысли и способы образования научных понятий приноровлены лишь к тому, чтобы выражать взаимосвязи между неодушевленными физическими феноменами. Если мы ставим проблему взаимозависимостей между людьми в традиционной форме, как проблему абсолютной детерминированности и абсолютной недетерминированности, или «свободы», то мы, в сущности, все еще остаемся на том уровне дискуссии, на котором друг другу противостоят способы мышления, соответствующие наблюдению простых физических процессов, и изоморфные им метафизические способы мышления. Представители одной стороны трактуют тогда человека просто как физическое тело, подобное бильярдному шару, и утверждают, что его поведение причинно детерминировано совершенно так же, как детерминировано поведение такого шара, когда столкновение с другим шаром приводит его в движение. Представители другой стороны, в сущности, лишь повторяют то же самое с частицей не. Они говорят, что поведение отдельного индивида не детерминировано таким же образом, как поведение бильярдного шара; оно не является причинно детерминированным в смысле классического представления о физической причинности. С этим утверждением вводится идея, что человек во всякий момент своей жизни абсолютно свободен и есть совершенно независимый хозяин своих решений. Но эта идея ничуть не менее фиктивна, чем противоположная ей идея, будто у человека нет вовсе никакой свободы в принятии решений, будто он «детерминирован», как катящийся бильярдный шар.
Если мы углубимся в проблемы, которые возникают в процессе самой социологической и исторической исследовательской работы, то понятия, образованные главным образом при изучении физических феноменов, помогут нам так же мало, как и противоположные им традиционные метафизические понятия. В первом приближении мы уже осознаем недостаточность этого типа понятий для освещения социологических и исторических проблем, если, например, попытаемся выразить мысль о том, что во многих случаях «свобода» одного индивидуума есть фактор «детерминированности», ограничения свободы действий другого индивидуума. В то время как вненаучная, метафизически-философская дискуссия исходит обычно из человека вообще, как если бы на свете был только один-единственный человек, научная дискуссия о «свободе» и «детерминированности», имеющая целью нечто большее, чем просто утверждения, может исходить лишь из того, что наблюдается в реальности, а это — множество людей, более или менее зависимых друг от друга и одновременно более или менее автономных (т. е. дословно — самоуправляющихся) в своих взаимных отношениях. Пока человек жив и здоров, он — даже если он пленник, даже если он раб — обладает известной мерой автономии, известной сферой свободы действий, в рамках которой он может и должен принимать решения. Но даже автономии, даже свободе действий самого могущественного из королей положены нерушимые границы; даже он вовлечен в сеть зависимостей, структуру которых можно определить с высокой степенью точности. На основе подобного рода эмпирических наблюдений мы приходим к такой модели, которая при размышлениях о человеке вообще учитывает множественность индивидов как один из коренных фактов. На этом основании легко можно показать, что увеличение сферы свободы действий одного человека или одной группы людей может приводить к уменьшению «свободы» — сферы свободы действий — других индивидов. Так, например, увеличение власти и свободы выбора у французских королей или их регентов в XVII веке означало уменьшение свободы и пространства выбора у французской знати. Утверждения такого типа можно доказать и проверить. Утверждения же об абсолютной свободе или абсолютной детерминированности человека суть непроверяемые умозрения, а потому и серьезная дискуссия о них едва ли стоит труда.
