Новгород больше не заботил Мстислава Мстиславича. Началась подготовка к галицкому походу — ее нужно было завершить как можно скорее, а то неловко получалось: князь от стола новгородского отказался, а из города не уходит. В три дня дружина была готова. На четвертый, рано утром, выступили.
Коротким получилось прощание Никиты с родными. Хоть и догадывался он о том, что Мстислав Мстиславич скоро уйдет из Новгорода, а все равно чувствовал себя застигнутым врасплох. Князь, правда, не держал его возле себя на привязи, поручениями не утруждал. Да и какие могли быть поручения? Шла в поход с князем одна лишь дружина его — а дружинникам не надо было объяснять ничего: приказ получили — и в три дня будьте готовы.
Пелагея отплакала сколько положено и еще сверх того, провожая мужа на войну. Билась в рыданиях, все никак не хотела стремя отпускать. Видно, чуяла что-то недоброе — не в Никитиной судьбе, а в своей. Его-то не должны были убить в заговоренных ею доспехах. Поглядел Никита на горестную жену свою, ему стало так тоскливо, что на какое-то мгновение подумалось: а что, если он вот сейчас уходит от своего истинного счастья? Может, нужно махнуть на все рукой да и остаться при жене, при сыне? Растить маленького Олексу, с Пелагеей нарожать ему братьев да сестер? Жить степенно, мирно, в любви и покое, тихо дожидаясь старости. Мысль эта мелькнула и сразу ушла безвозвратно. О том, чтобы оставить князя, и речи быть не могло. Особенно теперь. И хотя Никите было жаль расставаться с Пелагеей, сомнений больше не возникало. Князь Мстислав отправлялся на новые великие дела. И княжескому мечнику положено было находиться рядом с ним.
Мстислав Мстиславич и сам был немного взбудоражен поспешностью своего отъезда. Многое приходилось делать второпях. Жену с дочерьми отправить в Торопец — до поры. Сыну Василию послать весточку, чтобы был готов в любой день, как только возникнет надобность — потребует того, например, новый князь новгородский, — уехать к матери. Все это полагалось бы устроить не спеша, самому отвезти семейство со всей челядью в безопасный Торопец. Но — гордость подгоняла! Посулился уйти, попрощался — так уходи, не задерживая, освобождай место.
Не договорился даже с будущим союзником — герцогом Лешком. Где и когда встретиться их войскам, куда потом идти. Многое надо было предварительно обсудить. Теперь, пока будешь гонцов посылать в Краков, пока ответа ждать — все узнают угры, успеют приготовиться. В военном, а тем более осадном деле внезапность хороша! Но обратного пути не было, и в конце концов Мстислав Мстиславич успокоился на том, что и без внезапности ему приходилось брать города, и в этот раз Бог поможет. Тем более что кроме герцога Лешка у него должен был найтись союзник, одно имя которого поднимет против угров всю галицкую землю. К нему-то, этому союзнику, и решил в первую очередь направиться Мстислав Мстиславич.
Это был, конечно, юный князь Даниил Романович — законный наследник отцовского стола в Галиче, с малых лет гонимый и изгоняемый врагами, любимый народом и ненавидимый алчными боярами галицкими. Ему было четырнадцать лет, и княжил он во Владимире Волынском — городе, из которого когда-то отец его Роман Мстиславич вышел и, будто очнувшись после долгого сна, взял себе всю обширную галицкую землю, очистил ее от смуты, укрепил и прославил. Мстиславу Мстиславичу все это было знакомо и близко. Не так ли он сам вышел когда-то из захудалого Торопца, чтобы утвердиться на золотом столе новгородском? Не так ли он прославил Новгород во всех землях и уделах? И не настала ли пора юному Даниилу Романовичу покинуть тихий Владимир на Волыни, расправить крылья и стать из птенца орлом?
Числя в основных своих союзниках Лешка Белого, которому дано было обещание совместно изгнать угров, Мстислав Мстиславич вовсе не хотел добиваться для него галицкого стола. Разница небольшая — поменять угров на ляхов. Главное было восстановление исконной справедливости. Только вернув Галич его наследному владельцу, можно было установить в русской земле справедливый порядок, что так был мил сердцу князя Мстислава Удалого.
