От досады, что не успел добраться до Владимира, пока ворота были открыты, человек из Новгорода едва не затопал ногами. Положение его сейчас было щекотливое. Не скажешь страже, в чем дело, — придется ночевать где-нибудь в пригородном посаде. А к утру — глядишь — другие гонцы из Новгорода прибудут, познатнее. Обойдут, обставят! А если все же удастся до великого князя добраться первым, — то вдруг он спросит: почему вчера не сказал? Почему ждал целую ночь? Не станешь ведь ему объяснять — почему. Эх, если бы не задержки в пути! Сейчас бы уже был и обогрет, и накормлен, и обласкан.
— Что за смех? — вдруг послышался наверху голос. Молодое веселье тут же стихло. Голос этот явно принадлежал человеку пожилому и облеченному властью. Прибывший из Новгорода приободрился.
— Господин начальник! — закричал он. — Из Новгорода с доносом к великому князю! От князя Святослава Всеволодовича, — прибавил он для верности, про себя решив, что можно и приврать — все равно в суматохе потом забудется. — Я Лугота, новгородский боярский сын! Нельзя мне до утра ждать!
— Чей сын-то? — после некоторого молчания спросил начальственный голос.
— Евстрата-боярина сын. К великому князю, с доносом!
— Евстрата, говоришь? Что-то я не помню боярина такого, — с суровым сомнением произнес начальственный. — Чего же опоздал-то? Ворота тебе открывать — канитель такая! Давай говори, что знаешь! Может, и до утра подождет?
— Не могу сказать, господин начальник! — испугался Лугота. — Тебе одному тайно могу на ухо шепнуть, — добавил он, немного подумав и решив, что делиться, видимо, придется. Пока не поздно. К тому же этот, на стене, вернее поможет добраться до княжеских покоев.
Обещание шепнуть тайну на ухо начальнику сработало. По стене забегали, потом шаги стали слышаться ниже — спускались, значит. С шумом потащили тяжелые брусья запоров. Лугота схватил обессиленно стоящего коня за поводья и силой заставил его идти. Уставший конь, дергаясь и норовя осадить назад, кое-как протиснулся в узкую щель между створами. Ворота тут же закрыли снова.
В руках стражников горели факелы, в их неровном свете Лугота разглядел невысокого седобородого человека в полном военном снаряжении.
— Ну, говори, что у тебя там, — приказал седобородый. — Но гляди, если баловство какое… — И он выразительно поглядел на стражников, как бы намекая, что готов отдать им Луготу на растерзание. Лугота бесстрашно сунулся к нему, ухватил за руку, отвел немного в сторону и, придвинувшись, еле слышно заговорил:
— С князем Святославом беда случилась. Новгород другого князя позвал, а Святослава с людьми его заточили. Я пять дней с седла не слезал. Вот, — он показал на своего коня, — третьего загнал. Его бы определить куда-нибудь, в тепле чтоб… — Лугота вспомнил, что сейчас не до коня. — Народ как взбесился. Его убить могут, князя-то Святослава…
Седобородый не дослушал. Отступив на шаг от Луготы, он недоверчиво хмыкнул и принялся мять бороду, явно что-то прикидывая в уме. Лугота старался смотреть ему в лицо со всей возможной искренностью. Как и подобает верному слуге великого князя. А начальник стражи все не мог перебороть своего недоверия.
— Давно случилось это? — спросил он наконец. — Почему никто раньше не прибежал из Новгорода?
— Я и прибежал, — с обидой ответил Лугота. — Я прямо с веча городского ушел, коней дома взял — и во Владимир. Мимо Торжка… Да Торжок ведь тоже заняли!
— Кто занял-то?
— Враги. Великого князя супостаты. Так вот — я чтоб скорее. Не заезжал никуда. Одного коня волкам оставил… Повезло мне еще, господин начальник! Проводи меня к государю, будь такой добрый.
— Что-то ты, боярский сын, врешь, — сказал седобородый, и Лугота понял, что начальник поверил его словам. — Ну, гляди — своей ведь головой ответишь! Поехали.
Он приказал двоим из стражи сопровождать его с Луготой. Стражники влезли на коней, а Лугота все никак не мог сесть на своего — тот не давался, наверное, у него болела спина, за целый день бешеной скачки безжалостно натертая седлом. Однако другого коня никто Луготе не предлагал. Пришлось потратить немало времени, успокаивая изможденное животное.
