Неужели я попалась в ту же ловушку?
– Не знаю, – призналась я.
– Мне трудно представить, чтобы Бен кого-нибудь ударил, но нет ничего невозможного. Господи! Он даже меня заставил испытывать вину. Ты помнишь?
– Нет, – ответила я. – Не помню. Совсем ничего не помню.
– Черт! – выругалась она. – Прости. Я и забыла. Просто он как-то убеждал меня, что рыба – такое же животное, только без ног. Да он и мухи не обидит! Представить себе не могу.
Занавески колышет ветер. Где-то вдалеке идет поезд. На пристани кто-то кричит. На улице слышны ругань и звон бьющегося стекла. Я не хочу читать дальше, но заставляю себя продолжать.
У меня мурашки пошли по коже.
– Бен – вегетарианец?
– Веган, – смеется она. – И не говори мне, что ты и этого не помнишь.
Я вспоминаю тот вечер, когда он меня избил.
«Кусок колбаски, – записала я. – Горошек в густом соусе».
Я подошла к окну.
– Бен ест мясо, – отвечаю я, стараясь говорить медленно. – Он не вегетарианец. Во всяком случае, теперь. Может, все изменилось?
Снова воцарилась долгая тишина.
– Клэр? – (Она молчала.) – Клэр? Ты меня слышишь?
– Слышу, – отвечает она, и теперь ее голос звучал сердито. – Слушай, я ему позвоню. Я этого так не оставлю. Где он?
Я отвечаю не раздумывая:
– Еще в школе. Он сказал, что будет дома не раньше пяти.
– В школе? – переспросила она. – Ты хочешь сказать – в университете? Он читает лекции, да?
Я почувствовала, как во мне шевельнулся страх.
– Нет, – ответила я. – Он работает тут, в школе по соседству. Не помню, как она называется.
– И кем?
– Учителем. Химии, кажется. Он говорил. – Я чувствую вину: надо же, не знать, чем твой муж зарабатывает на жизнь, не помнить, на кого он пашет, чтобы мы могли жить в этом доме. – Я забыла.
Подняв глаза, я увидела отражение своего распухшего лица, и чувство вины улетучилось.
– В какой школе? – спросила она.
– Не знаю, – ответила я. – Он мне не говорил.
– Как – никогда?
– Сегодня утром точно, – признаюсь я. – Для меня это все равно что никогда.
– Прости, Крисси. Я не хотела тебя расстраивать. Просто я тут… – Она умолкла на полуслове, явно передумав что-то говорить. – А можешь узнать, как называется школа?
Я вспомнила о кабинете наверху:
– Думаю, да.
– Мне бы поговорить с Беном, убедиться, что он придет сегодня домой днем, когда я буду у вас. Не хочу кататься впустую!
Я услышала шутливый тон, которым это было сказано, но промолчала. Я чувствовала, что теряю контроль, не знаю, что делать и как правильно поступить, и решила положиться на подругу.
– Сейчас посмотрю, – сказала я.
И поднялась наверх. В кабинете царил порядок – на письменном столе лежали аккуратными стопками бумаги. Найти такой, на котором это было написано, не составило труда – это оказалось объявление о прошедшем родительском дне.
– Святой Анны, – сообщила я. – Телефон найти?
Она ответила, что сама справится.
– Я тебе перезвоню, – сказала она. – Ладно?
– Но что ты ему скажешь? – снова запаниковала я.
– Уж я не растеряюсь. Доверься мне, Крисси. Должно быть разумное объяснение. Верь мне. Хорошо?
– Хорошо, – ответила я и нажала отбой.
Села: ноги мои тряслись. Что, если мои первые подозрения оказались верны? И Клэр с Беном любовники? И теперь она звонит ему, чтобы предупредить. «Твоя жена что-то подозревает, – скажет она. – Будь осторожен».
А еще я вспомнила давние записи в дневнике. Доктор Нэш рассказывал, что у меня отмечались симптомы паранойи. «Вы утверждали, что врачи сговорились против вас. Вам что-то мерещилось?»
Неужели опять началось? И я снова придумываю? И весь мой дневник – это бред параноика?
Я вспоминаю, что́ доктор Нэш рассказал мне тогда, в больнице, а Бен написал нечто похожее в письме. О том, что у меня бывали вспышки неконтролируемой агрессии. Я поняла: а может, тогда, в пятницу вечером, драку начала я? Может, это я набросилась на Бена? А он ударил в ответ, а потом, в ванной, взяв ручку и бумагу, я сочинила этот эпизод с побоями?
Тогда и весь мой дневник – доказательство моей деградации? И меня пора вернуть в Варинг-Хаус?
Похолодев, я вдруг поняла, зачем доктор Нэш хотел меня туда отвезти. Чтобы подготовить к возвращению.
