Какое-то время я сижу неподвижно. Беспомощно. Глядя на входную дверь, я надеюсь, что в матовом стекле мелькнет силуэт Бена и он вставит ключ во входную дверь, но в то же время страшусь этого.
Наконец наступает момент, когда я не могу больше ждать. Я поднимаюсь наверх, раздеваюсь, ложусь в кровать и пишу это. Дом по-прежнему пуст. Сейчас я закрою дневник, спрячу его, выключу свет и лягу спать.
И потом все забуду, и у меня останется только эта запись.
Я переворачиваю страницу, с ужасом думая: вдруг там пусто. Но нет.
Понедельник, 26 ноября
Он ударил меня в пятницу. С тех пор прошло два дня. И я ничего не писала.
Неужели все эти дни я верила, что все в порядке?
Мое лицо в синяках и болит. Неужели до меня не дошло, что что-то не так?
Сегодня он сказал, что я упала. Банальнее причины придумать было нельзя, но я поверила. А с чего бы мне не поверить? Он уже объяснил мне, кто он такой, и кто я такая, и почему я проснулась в незнакомом доме, будучи на двадцать лет старше, чем, по моему мнению, должна была быть, так с чего бы мне сомневаться в том, что он знает, отчего у меня распух глаз и рассечена губа?
Так что мой день начался, как обычно. Я поцеловала его, когда он уходил на работу. Помыла посуду после завтрака. Приняла ванну.
А потом зашла в спальню. И узнала правду.
Про доктора Нэша – ни слова. Неужели он меня бросил? И я сама, без его помощи, нашла дневник?
А может, просто перестала его прятать? И я продолжила чтение.
Позже я позвонила Клэр. Мобильный телефон, который мне дал Бен, не работал. Видимо, села батарейка. Пришлось звонить с подаренного доктором Нэшем. Ответа не последовало. Я так и сидела в гостиной. Никак не могла успокоиться. Пыталась листать журналы – и откладывала их в сторону. Включала телевизор – и полчаса пялилась в экран, не понимая, что там происходит. Смотрела на дневник не в силах сконцентрироваться ни на письме, ни на чтении. Я снова позвонила Клэр, а потом еще несколько раз, чтобы выслушать записанный на пленку голос, предлагавший мне оставить сообщение. Ответила она только после обеда.
– Крисси! – воскликнула она. – Как ты?
Было слышно, что рядом с ней играет Тоби.
– Я в порядке, – ответила я, хотя это была неправда.
– Уже собиралась звонить тебе, – призналась она. – Чувствую себя ужасно, а еще только понедельник!
Понедельник. Дни текли сквозь меня, и каждый последующий ничем не отличался от своих предшественников.
– Нужно увидеться, – сказала я. – Ты можешь ко мне приехать?
Кажется, она удивилась.
– Домой?
– Ну да, – сказала я. – Прошу тебя. Я хочу с тобой поговорить.
– Все хорошо, Крисси? Ты прочла письмо?
Я глубоко вздохнула и почти шепотом сказала:
– Бен меня ударил.
Я услышала, как от изумления у нее перехватило дыхание.
– Что?
– Пару дней назад. У меня синяки. Он сказал, что я упала, но я записала в дневник, что это он меня побил.
– Крисси, Бен на такое не способен. Ни за что. Он не такой.
Меня охватили сомнения. Неужели я и это придумала?
– Но так записано в дневнике, – пояснила я.
Мгновение она молчала, а потом спросила:
– А как думаешь, почему он тебя ударил?
Я принялась ощупывать свое лицо – вот он, распухший глаз. И рассердилась. Догадалась, что она мне не верит.
Я опять подумала о своей записи в дневнике.
– Я призналась ему, что веду дневник. Что виделась с тобой и лечусь у доктора Нэша. Сказала, что знаю про Адама. Сказала, что ты отдала мне письмо, которое он написал, и что я его читала. Тогда он меня ударил.
– Просто взял и ударил?
Я вспомнила, как он меня перед этим обозвал, в чем обвинил.
– Он назвал меня сукой. – Я старалась не всхлипнуть. – Сказал, что я сплю с доктором Нэшем. Я ответила, что это не так, и тогда…
– Что?
– Он влепил мне оплеуху.
Молчание. Потом Клэр спросила:
– А до этого он тебя бил?
Этого я знать не могла. А вдруг бил? Может, он вообще был домашний тиран? Промелькнуло воспоминание: мы с Клэр идем в колонне демонстрантов, сжимая в руках самодельные плакаты: «Женщина тоже имеет право! Нет домашнему насилию!» Я вспомнила, как презирала женщин, которые продолжали жить с мужиками, которые распускают руки. Трусихи, думала я. И дуры.
