Бумага. Много-много страниц. Они мне знакомы. В тонкую голубую линейку, с красными полями. Такие же страницы в моем дневнике – в книге, которую я сейчас пишу.
И тут я узнаю собственный почерк и начинаю догадываться.
Я прочла не всю свою историю. Она длиннее. Во много раз.
Открываю собственную сумочку и извлекаю из нее дневник. Я как-то раньше не заметила, но после последней исписанной страницы не хватает целого блока. Страницы были аккуратно вырезаны скальпелем или лезвием бритвы, близко-близко к корешку.
Их вырезал Бен.
Я сижу на полу, странички из дневника разложены вокруг. Это и есть пропавшая неделя моей жизни.
На первой странице дата: «Пятница, 23 ноября». Тот самый день, когда я встречалась с Клэр. Должно быть, я написала это в тот же вечер, когда поговорила с Беном. Наверное, мы поговорили, как я и хотела. Я начинаю читать.
Я сижу здесь, на полу в ванной комнате, в доме, в котором вроде бы просыпаюсь уже много лет подряд. Передо мной – дневник, в руке у меня ручка. И я пишу, потому что это единственное, что я сейчас могу делать.
Вокруг меня – куча носовых платков, пропитанных слезами и кровью. Стоит мне моргнуть – перед глазами встает красная пелена. Кровь затекает в глаз – я еле успеваю ее вытереть.
Я посмотрела в зеркало и увидела, что у меня рассечена кожа над глазом и губа тоже. Когда я глотаю, во рту остается металлический привкус крови.
Хочется спать. Спрятаться где-нибудь, залечь в логове, как дикий зверь.
Вот кто я сейчас. Загнанный зверь. Живущий от мгновения к мгновению, от одного дня к другому, пытаясь что-то понять о мире, в котором я очутилась.
Сердце мое отчаянно бьется. Я вновь и вновь перечитываю средний абзац, останавливаясь на слове «кровь». Что же случилось?
Я быстро читаю дальше, спотыкаясь о слова, выхватывая строку за строкой. Когда вернется Бен, он точно отберет у меня странички, а я не успею их дочитать. Я не должна упустить единственный шанс.
Я решила, что лучше всего будет поговорить с ним после ужина. Мы ели в гостиной колбаски и пюре, держа тарелки на коленях. Когда мы закончили, я попросила его сделать телевизор тише; он не понял почему.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала я.
В комнате стало очень тихо – только тикали часы и вдалеке глухо шумел город. Голос мой прозвучал глухо и бесстрастно.
– Милая, – произнес Бен, ставя свою тарелку на кофейный столик между нами; на краю тарелки лежала недоеденная колбаска, в густой подливе плавали горошины. – Все хорошо?
– Да, – ответила я. – Все хорошо. – Я не знала, как продолжать разговор, а он смотрел на меня с удивлением и ждал. – Ты ведь любишь меня, правда? – спросила я. У меня было чувство, что я собираю доказательства, чтобы не таким болезненным было разочарование.
– Да, – ответил он. – Ну конечно. А что? Что не так?
– Бен, я тебя тоже люблю. И я понимаю, почему ты так делал. Но ты мне лгал и продолжаешь лгать.
Не успела я это произнести, как тут же пожалела о сказанном. Я увидела, как он скривился, пошевелил губами, точно хотел возразить, а в глазах его мелькнула боль.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он. – Кристин…
Теперь все пути были отрезаны. Я должна продолжить разговор. Я уже барахтаюсь в потоке, и надо плыть, иначе мне не выбраться.
– Я знаю, что ты делал это только для того, чтобы меня защитить, скрывал от меня многое, но дальше так продолжаться не может. Мне нужно знать.
– Ты о чем? – спросил он. – Я тебе никогда не лгал.
Я начала сердиться:
– Я знаю про Адама.
Тогда его лицо изменилось. Я увидела, как он дернулся и отвернулся, уставившись в угол комнаты. Смахнул пылинку с рукава своего джемпера.
– Что?
– Про Адама, – повторила я. – Я знаю, что у нас был сын.
Я почти ждала, что он спросит, откуда я знаю, но потом поняла: такие разговоры случались у нас и раньше. Похожий произошел, когда я нашла свой роман, и в другие дни, когда я вспоминала про сына.
Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.
– Я знаю, что он погиб в Афганистане, – произнесла я.
Рот его закрылся и открылся снова – почти комично, словно у рыбы.
– Как ты узнала?
– Ты сам мне сказал, – ответила я. – Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. – Меня снова охватило горе, и я замолчала.
