— Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно — нет. Но если это не те числа, что я тогда видел, то очень на них похожие. Вот все, что я хотел сказать…
Едва за Нейманом закрылась дверь, доктор вскочил с места и возбужденно забегал по комнате.
— Выходит, радист Михаль Шмидт занимался деятельностью, о которой здесь, в Радужном заливе, никто и не подозревал! И это не какая-нибудь невинная забава, не связь с любознательными радиолюбителями! Вот почему он был озабочен! Он же признался Нейману, что ломает над чем-то голову! Возможно, это связано с его смертью?
— Исключить этого нельзя.
— Но есть еще вероятность, — продолжал Гольберг, — Шмидт вовсе не был ни с кем связан, а, наоборот, сам о чем-то узнал. А что, если эти числа являются тайным сообщением, которое он стремился расшифровать? И поэтому он должен был умереть — как нежелательный свидетель?
— Мне эта мысль тоже приходила в голову, — отозвался майор.
— И еще. Если эти числа действительно как-то связаны со смертью Шмидта, то Нейман ничего общего с убийством не имеет. Ибо в противном случае он не обратил бы на них нашего внимания.
— А что, если он сделал это умышленно, в надежде выпытать, что нам известно?
— Хорошенькая работенка. — Доктор взлохматил свою весьма жидкую шевелюру. — Фактов практически нет, а те, что есть, можно истолковать двояко. К тому же… А вот и следующий!
Смущенно улыбаясь, в комнату вошел Юрамото.
— Я ненадолго. — Селенолог присел на краешек стула. — Ведь река уносит грязь лишь в одном направлении. Как и река времени.
Родин мельком взглянул на часы.
— Верно. Время нас действительно поджимает. Ведь до смены экипажа станции Радужного залива осталось совсем немного — это время скоро будет измеряться часами.
— И вы предполагаете до смены закончить следствие?
— Обязан, ибо на Земле эта ваша река унесла бы с собой слишком много важных улик.
— Да, кстати, — встрепенулся Гольберг. — Вы мне напомнили. Река… форель… Простите!
— Каждый цветок тянется к солнцу. — Селенолог посмотрел на смущенного доктора. — Вы уже подумываете о возвращении?
— Конечно. Но, разумеется, лишь после того, как это дело будет… закончено.
— А пока конца не видно. Жаль. Но, как известно, последняя капля переполняет чашу. Я раздумывал над вашими словами, майор. И вспомнил об одной мелочи, которой сначала не придал никакого значения. Но сейчас, для полноты картины, мне кажется, она пригодится. В ту субботу я по телефону разговаривал с Шмидтом. Незадолго до его смерти. Не исключено, что я был последним, кто слышал его голос.
— В самом деле? Это интересно. Вы говорите, по телефону…
— Да. Он позвонил и спросил, не у меня ли случайно Мельхиад. У меня его не было. Весь разговор состоял из нескольких слов.
— Нескольких слов, — задумчиво повторил майор. — Когда это было?
— В 10:49 утра.
— Не показался ли вам вопрос Шмидта странным? Необычным?
— Нет. Определенно нет.
— А его голос?
— Тоже нет.
— Часто вам задают подобные вопросы?
— Иногда, майор, время от времени.
— Шмидт и раньше спрашивал вас о чем-нибудь по телефону?
— Кажется, нет. Нет, никогда.
Юрамото встал.
— Одна молния может озарить путнику дорогу. Мне бы хотелось, чтобы мое скромное сообщение помогло вам.
— Что у вас с ногой?
— Пустяки, — отмахнулся Юрамото, — не стоит вашего драгоценного внимания, хотя и участие согревает, подобно весеннему солнцу. Когда в ту субботу мы бежали к радиотелескопу, я оступился, вывихнул сустав и еле доковылял назад. Но теперь все прошло. И меня ничто не беспокоит.
— Если бы мы могли сказать то же самое, — пробормотал Гольберг. — Это блуждание в потемках… — Он не закончил.
— Без света нет тени, — уходя, улыбнулся Юрамото, — так говорили наши деды. И чем больше вдумываешься в старые пословицы, тем больше находишь в них мудрости.
ПОДПИСЬ ПРЕСТУПНОЙ РУКИ
— Без света нет тени. — Гольберг озабоченно покачал головой. — Это всем известно. Возможно, в словах селенолога есть какой-то скрытый смысл, но как до него докопаться?
— Вас только это заинтересовало? — спросил Родин.
— Представьте себе. Однажды он нам уже помог таким образом — помните? Когда речь шла о том, сколько времени занимает дорога от радиотелескопа до базы. Кто знает — вдруг он снова хочет о чем-то нас предупредить?
