– Вас так утомили связи? – усмехнулась хозяйка.
– Почему я сюда и приехал, – сухо ответил Урбино.
– Пройдемте в кают-компанию. Я вас покормлю, все покажу и расскажу. Марлен, на место!
Урбино был поражен переменой интонации, смене светской на властную. Собака была не поражена, а обижена: ей сильно не хотелось, но она подчинилась тут же.
Кают-компания была очень уютна. Все было сохранено, как на корабле, и одновременно чувствовалась женская рука: кастрюльки, сковородки, надраенные, как поручни на палубе, пучки местных трав… Вдруг чучело: не то бобер, не то заяц на гусиных лапах и с рожками, как у козочки.
– А это что за черт?
– Обыкновенный заяц с рогами.
– У вас что, такие водятся?
– Теперь нет, перевелись, – улыбнулась хозяйка.
– Забавно…
– Это не я, это Марлен, моя сестра. Это она скаламбурила. Ее черт.
– У вас тут очень каютно, – скаламбурил в свою очередь Урбино.
– Все благодаря Хаппенену, это он произвел здесь полную реставрацию.
Внизу что-то грохнуло, будто упало. Урбино вздрогнул. «Что мне за дело до этой белокурой бестии!» – уже раздражался он и спросил:
– Слушайте, я уже запутался. Где ваша Марлен? Кто есть Хаппенен?
– Хорошо, по порядку. Марлен внизу. Так надо. Пришлось изолировать. Вам баронесса разве не рассказала? Она ведь ее лечащий врач. Мы близнецы. Да нет, не с баронессой. Однояйцевые, но разные. Может, потому что воспитывались по-разному.
– Как – по-разному? У вас, значит, должны быть одна мать и один отец? – спросил он.
Хозяйка задумалась. Урбино тоже.
– Не хотелось все это сразу рассказывать. Значит, баронесса умеет хранить врачебную тайну… Отец нас оставил, а мать умерла в родах. Нас подкинули. Ее подобрали цыгане, а меня воспитывали в монастыре. Когда нам исполнилось по восемнадцать, нас разыскал стряпчий. Какое-никакое наследство… мы объединились.
Лицо хозяйки выразило не то задумчивость, не то скорбь.
– Не хочу больше об этом. Хаппенен… Это было учебное судно. – Тут она охотнее пустилась в объяснения: – Он был мичман, но как капитан. После крушения курсанты, что спаслись, разъехались, а он не мог покинуть корабль… Он умелый плотник и все здесь приспособил к жизни на суше, сохранив флотскую романтику.
– Сохранил повышенную парусность, – иронизировал Урбино, одновременно щегольнув одним из своих недополученных образований.
– Парусность… красивое слово. Впервые слышу. Даже в кроссвордах не встречала.
– Это общая площадь той поверхности, которой судно встречает ветер. Что же ваш мичман таких простых вещей не объяснил? Вы все ждете цунами… Так вот, первый же шквальный порыв опрокинет вашу крепость.
– Может быть, – бесстрастно согласилась хозяйка. – Это вообще очень опасное место.
– Как так?
– Его вообще-то и нет.
– ??
– То есть оно в любой момент может исчезнуть.
– ???
– Это не остров. Под нами нет земли. Это всего лишь дно моря, высунувшееся на время, как спина кита. Полагаю, после последнего великого Цунами.
– И как часто этот кит снова ныряет?
– Судя по деревцам, уже полвека не нырял.
– И каковы прогнозы?
– Да эти метеорологи каждый год стращают… А мы с сестрой уже который год живем – и ничего.
– И не скучно вам?
– Да нет. Даже когда я выбираюсь в цивилизацию, пополнить запасы, уже через день хочу обратно. Да и сестра без меня долго не может…
– И далеко у вас цивилизация?
– Не иронизируйте так уж, Рис! Вы оттуда сюда и приплыли, из Таунуса.
Урбино усмехнулся, припомнив Таунус: шоп, паб, полиция и почта в единственном доме. Плюс причал.
– Рис… это так написала про меня баронесса?
– А что, это не вы?
– Нет, я это я. Только Рис – это мой псевдоним, а я Урбино.
– Интересно… – Лицо хозяйки стало таинственно-романтичным. – Тогда и вы зовите меня Лили.
– А собаку?
– Собаку… не надо сбивать ее с толку. Так и зовите – Марлен.
Внизу опять загрохотало и зарычало. Даже будто лязг цепи.
– Остров – не остров. Что, и сестра не сестра? Прямо медведь какой-то.
– Вы почти угадали! – от души рассмеялась Лили. – У нее сейчас как раз весеннее обострение. Но вы не бойтесь, она не опасна. Через неделю станет тихоней, на все лето. Да она уже утихает… все время проводит за своим радиопередатчиком.