Правда, я прекрасно понимал, что буду не в состоянии защитить ее, но мое сердце разрывалось при одной мысли о том, что с ней может случиться что-то ужасное.
— Знаю, — соврала она.
Наступила пауза. Лена изо всех сил потянула небо на себя, словно пытаясь оторвать его от солнца. Раздался громкий треск. Неизвестно, откуда взялся этот звук и сколько он продлится, но неожиданно небеса разверзлись, и на нас хлынул дождь. Я ощутил, как стремительно намокает трава и капли воды попадают мне прямо в глаза. Насквозь пропотевшая одежда намокла. Я прижал Лену к себе и обнял ее. А потом целовал, пока не начал задыхаться. Тем временем земля под нами высохла, а синева вновь заполнила все вокруг.
На ужин меня ждало знаменитое фрикасе с цыпленком — коронное блюдо Эммы. Моя порция была размером с тарелку, точнее, с летающую тарелку. Я проткнул кляр вилкой и почувствовал запах шерри — фирменного секретного ингредиента Эммы. Каждое фрикасе в нашем округе имело свою изюминку: сметана, соевый соус, кайенский перец или только что натертый пармезан. Секретный ингредиент и корочка — вот что самое главное. Покажи гэтлинцам пирог, и они готовы убить, лишь бы узнать, что за начинка скрывается внутри.
— О-о-о, знакомый с детства запах! — улыбнулся папа.
Эмма проигнорировала и его слова, и подозрительно хорошее настроение. В университете начался семестр, и отец сидел за столом в выглаженной рубашке, производя впечатление нормального человека. Как будто он не провел целый год взаперти у себя в кабинете. Днем он спал, а по ночам «писал книгу», а именно — изрисовывал страницы бессмысленными каракулями. Он почти не разговаривал и не ел, но все же начал медленно приходить в себя. Может, и на меня запах фрикасе повлияет благотворно, подумал я.
— Как первый день в школе? — осведомился отец с набитым ртом.
— Вполне, — ответил я, разглядывая кусок цыпленка на вилке.
Все было нарублено очень мелко. Начинка состояла из перемешанных, трудно отличимых друг от друга, кусочков курицы и овощей. Черт! Эмма всерьез взялась за кухонный нож. Плохой знак! Запеканка говорила о том, что днем Эмма пребывала в ярости, и мне стало жаль несчастную доску для резки. Я взглянул на пустую тарелку Эммы и понял, что она сегодня вряд ли присядет за стол поболтать с нами. Нервно сглотнув, я выдавил:
— А ты как, Эмма?
Она стояла у кухонной стойки и свирепо мешала салат. Я немного испугался за нашу треснутую стеклянную миску.
— Ничего.
— А у меня был просто потрясающий день, — спокойно произнес папа, глотнув молока из стакана. — Утром, когда я проснулся, меня осенило! И сегодня в университете я написал заявку на работу над новой книгой.
— Да? Класс! — порадовался я, взял салатницу и обреченно посмотрел на обильно политые маслом помидоры.
— Она будет о Гражданской войне. Возможно, мне удастся использовать кое-что из наработок твоей мамы! Надо побеседовать о ее материалах с Мэриан!
— Пап, а как она будет называться?
— «Восемнадцатая луна»! Правда, забавно: слова сами зазвучали у меня в голове! Как тебе этот вариант?
Миска выскользнула у меня из рук, ударилась о стол и разбилась. Листья салата вперемешку с осколками стекла сверкали вокруг моих кедов, засыпав собой паркет.
— Итан Уот!
Не успел я и глазом моргнуть, как Эмма принялась подметать мокрое, скользкое и потенциально опасное месиво. Всегда она так… Я присел на корточки, чтобы помочь ей, и она едва слышно прошипела мне на ухо:
— Молчи!
Она будто заткнула мне рот корочкой от старого пирога.
Я лежал в кровати, уткнувшись лицом в подушку. После ужина Эмма заперлась в своей комнате, что могло означать только одно: она не собирается выяснять, что творится с отцом.
«Эль, что это значит?!»
«Не знаю…»
Лена говорила со мной с помощью кельтинга, а мне казалось, что она сидит возле меня: настолько явственно я слышал ее голос. Почему ее сейчас нет рядом со мной?
«Мы когда-нибудь говорили при нем о песнях? Неужели мы проболтались?»
У меня имелся еще кое-какой вариант, о котором я старался не думать. Лена быстро ответила:
«Нет, Итан, мы соблюдали осторожность».
«Значит, если он говорит о восемнадцатой луне…»
