— Ага, — сказал он, целуя мои щеки, пока я уставилась на несмываемые чернила на его коже.
— Я пытался его отговорить, Эбби. Какое-то время, он не делал ничего сумасшедшего. Я уже начал думать, что он стал нормальным, — сказал Шепли, качая головой.
— Что думаешь? — спросил Трэвис.
— Я не знаю, что думать, — сказала я.
— Ты должен был сперва ее спросить, Трэв, — сказала Америка, качая головой и закрыв рот рукой.
— Спросить о чем? Могу ли я сделать тату? — он нахмурился и повернулся ко мне. — Я тебя люблю и хочу, чтобы все знали, что я твой.
Я нервно начала говорить:
— Это же навсегда, Трэвис.
— Как и мы, — сказал он, касаясь моих щек.
— Покажи ей остальное, — сказал Шепли.
— Остальное? — спросила я, глядя на другое запястье.
Трэвис встал, задрав футболку. Его впечатляющий пресс от этого движения растянулся и напрягся. Трэв повернулся, и на его боку, охватывая всю длину ребер, красовалась еще одна свежая татуировка.
— И что это такое? — спросила я, щурясь при виде вертикальных символов.
— Это иврит, — улыбнулся Трэвис.
— И что это значит?
— Тут говорится: «Я принадлежу возлюбленной своей, а возлюбленная моя принадлежит мне».
Я бросила на него взгляд.
— Тебе не было достаточно одной татуировкой, поэтому сделал две?
— Я всегда говорил, что сделаю, когда встречу свою любовь. И я встретил тебя… Я пошел и сделал тату, — его улыбка исчезла, когда он увидел выражение моего лица. — Ты злишься, да? — спросил он, натягивая майку.
— Я не злюсь. Я просто… немного в шоке.
Шепли одной рукой прижал к себе Америку.
— Ты привыкнешь к этому, Эбби. Трэвис импульсивный и все делает по-максимуму. Это будет поддерживать его до тех пор, пока он не надет тебе на палец кольцо.
Брови Америки взлетели вверх, она посмотрела сначала на меня, потом на Шепли.
— Что? Они же только начали встречаться!
— Думаю… мне надо выпить, — сказала я, идя на кухню.
Трэвис тихонько рассмеялся, глядя, как я роюсь в шкафчиках.
— Он пошутил, Голубка.
— Пошутил? — переспросил Шепли.
— Он говорит не о ближайшем времени, — увильнул Трэвис. Он повернулся к Шепли и прорычал: — Большое спасибо, кретин.
— Может, ты уже оставишь эту тему, — усмехнулся Шепли. Я налила в стакан виски и запрокинула назад голову, выпив все залпом. Я сморщилась, когда жидкость обожгла мне горло.
Трэвис нежно обнял меня сзади за талию.
— Я не делаю предложение, Голубка. Это просто татуировки.
— Знаю, — сказала я, кивая головой и наливая еще.
Трэвис взял у меня из руки бутылку, закрутил крышку и поставил обратно в шкафчик. Когда я не обернулась, он развернул меня за бедра, чтобы я оказалась к нему лицом.
— Хорошо. Я должен был сначала поговорить с тобой, но я решил купить диван, а потом одно зацепилось за другое. Я разгорячился.
— Для меня это очень быстро, Трэвис. Ты обмолвился о том, чтобы жить вместе, ты просто заклеймил себя моим именем, ты говоришь, что любишь меня… Это все очень… быстро.
Трэвис нахмурился.
— Ты бесишься. Я же просил тебя не беситься.
— Трудно оставаться спокойной! Ты узнал о моем отце, и все твои прежние чувства внезапно усилились!
— А кто твой отец? — спросил Шепли, очевидно недовольный тем, что находится не в курсе дела. Когда я не ответила ему, он вздохнул. — Кто ее отец? — спросил он у Америки. Та пренебрежительно покачала головой.
Лицо Трэвиса скривилось от отвращения.
— Мои чувства к тебе не имеют никакого отношения к твоему отцу.
— Завтра мы идем на этот вечер свиданий. Предполагается, что это будет важное мероприятие, где мы объявим о своих отношениях или что-то вроде того, а теперь у тебя на руке мое имя и эта поговорка о том, что мы принадлежим друг другу! Это бесит меня, понимаешь? Бесит!
Трэвис обхватил руками мое лицо и прижался своими губами, потом приподнял меня и усадил на стойку. Его язык хотел проникнуть в мой рот, и когда я впустила его, он простонал.
Его пальцы впились в мои бедра, прижимая меня к себе сильнее.
— Ты так чертовски возбуждаешь, когда злишься, — произнес он возле моих губ.
— Хорошо, — выдохнула я. — Я спокойна.
Он улыбнулся, довольный тем, что его план отвлечь меня сработал.
Все по-прежнему, Голубка. Мы все те же.
