Она поджала губы, явно теряя терпение.
— Ты столько сделала, чтобы отдалиться от отца. Это единственная причина, почему ты вообще рассматриваешь Паркера! Он полная противоположность Майку, и ты думаешь, что Трэвис вернет тебя туда, откуда ты с таким трудом выбралась. Он не похож на твоего отца, Эбби.
— Я не говорила, что он похож, просто он возвращает меня в начальную точку и заставляет следовать по его стопам.
— Трэвис не стал бы делать это. Я думаю, что ты недооцениваешь, как много значишь для него. Если бы ты только сказала ему…
— Нет. Мы не оставили все позади лишь для того, чтобы все смотрели на меня так, как делали это в Уичито. Давай сосредоточимся на конкретной проблеме. Шеп ждет тебя.
— Я не хочу говорить о Шепе, — сказала она, останавливаясь на светофоре.
— Он страдает, Мер. Он любит тебя.
Ее глаза наполнились слезами, а нижняя губа задрожала.
— Меня это не волнует.
— Волнует.
— Я знаю, — захныкала она, опираясь на мое плечо. Она рыдала, пока не загорелся зеленый свет, и тогда я поцеловала ее в макушку.
— Зеленый.
Она выпрямилась, вытирая нос.
— Я плохо обошлась с ним. Не думаю, что он захочет говорить со мной сейчас.
— Он захочет говорить с тобой. Он знал, что ты разозлилась.
Америка вытерла лицо, а затем медленно развернулась. Я переживала, что мне придется долго ее уговаривать, чтобы заставить прийти со мной, но Шепли сбежал вниз по лестнице, прежде чем она выключила зажигание.
Он рывком открыл ей дверцу машины, ставя на ноги.
— Мне очень жаль, детка. Я должен был следить за собой, я… пожалуйста, не уходи. Я не знаю, что буду делать без тебя.
Америка заключила его лицо в ладони и улыбнулась.
— Ты высокомерный засранец, но я все еще люблю тебя.
Шепли целовал ее снова и снова, словно не видел месяцами, а я осталась довольна хорошо проделанной работой. Трэвис стоял в дверях, улыбаясь, пока я шла к квартире.
— И они жили долго и счастливо, — сказал Трэвис, закрывая за мной дверь. Я завалилась на диван, и он сел рядом, кладя мои ноги себе на колени.
— Чем хочешь сегодня заняться Голубка?
— Спать. Или отдыхать… или спать.
— Можно я сначала отдам тебе подарок?
Я толкнула его в плечо.
— Да ладно. Ты приготовил мне подарок?
Его рот изогнулся в нервной улыбке.
— Это не бриллиантовый браслет, но думаю, что тебе понравится.
— Мне он уже нравится.
Он убрал мои ноги с коленей и исчез в спальне Шепли. Я подняла бровь, когда услышала его бормотание, а затем он появился с коробкой в руках. Он подвинул ее вперед, усаживаясь у меня в ногах.
— Быстрее, я хочу, чтобы это был для тебя сюрприз, — улыбнулся он.
— Быстрее? — спросила я, поднимая крышку.
Мой рот открылся, когда пара больших, темных глаз уставились на меня.
— Щенок? — закричала я, запуская руки в коробку. Я подняла темного, жесткошерстный малыша к своему лицу, а он начал покрывать меня влажными, теплыми поцелуями.
Трэвис торжествующе просиял.
— Он тебе нравится?
— Нравится? Я люблю его! Ты подарил мне щенка!
— Это керн-терьер. Мне пришлось ехать за ним три часа, чтобы забрать во вторник после уроков.
— Значит, когда ты сказал, что ездил с Шепли, чтобы отвезти его машину на автосервис…
— Мы ездили за твоим подарком. — Трэв кивнул.
— У него волнистая шерстка! — рассмеялась я.
— Каждой девушке из Канзаса нужен свой Тото, — сказал Трэвис, помогая устроить пушистый комочек у меня на коленях.
— Он похож на Тото! Так я его и назову, — сказала я, строя рожицы извивающемуся щенку.
— Можешь оставить его здесь. Я позабочусь о нем, когда ты вернешься в Морган, — его губы изогнулись в полуулыбке, — и это моя страховка, что ты будешь навещать меня, когда истечет месяц твоего нахождения здесь.
Я поджала губы.
— Трэв, я в любом случае вернулась бы.
— Я сделаю что угодно, чтобы прямо сейчас увидеть на твоих губах улыбку.
— Думаю, тебе нужно поспать, Тото. Да, нужно, — сюсюкалась я с щенком.
Трэвис кивнул, притянул меня к себе на колени и поднялся на ноги со мною на руках.
— Тогда пойдем, — он отнес меня в свою спальню, откинул одеяло и опустил меня на матрас. Затем он переполз через меня, потянулся, чтобы задернуть занавески, и рухнул на свою подушку.