— Я не буду подглядывать, Голубка, — он усмехнулся.
Я ждала, стоя под водой, крепко закрыв руками грудь. Он сплюнул, прополоскал рот, снова сплюнул и дверь закрылась. Я быстро вымылась с мылом, как можно быстрее вытерлась и потянулась за своей футболкой и шортами, надела очки и собрала волосы в хвост. Мне попался на глаза ночной увлажняющий крем, который принес Трэвис, и я не могла не улыбнуться. Он был внимательным и почти приятным, когда хотел.
Трэвис опять открыл дверь.
— Давай, Голубка! Я уже постарел здесь!
Я швырнула в него расческу, но он увернулся, закрыл дверь и посмеивался всю дорогу к своей комнате. Я почистила зубы, а потом прошаркала по коридору, минуя по пути спальню Шепли.
— Спокойной ночи, Эбби, — донесся голос Америки из темноты.
— Спокойной, Мер.
Я заколебалась, прежде чем осторожно дважды постучать в дверь Трэвиса.
— Входи, Голубка. Тебе не нужно стучать.
Он открыл дверь, я вошла и увидела его черную кованую кровать, стоящую напротив окна, которое было в другом конце комнаты. Стены были голые, за исключением одинокого сомбреро над изголовьем кровати. Как минимум, я ожидала, что его комната будет завешана плакатами полуголых девушек, но я не увидела даже рекламы пива. Кровать его была черной, ковер серым, а все остальное в комнате было белым. Это выглядело так, словно он только что переехал.
— Милая пижамка, — сказал Трэвис, отметив мои желтые и темно — синие шорты, и серую футболку с эмблемой «Восточного Университета». Он сел на кровать и похлопал по подушке рядом с собой. — Иди сюда. Я не кусаюсь.
— Я не боюсь, — произнесла я, подойдя к кровати и бросив учебник по биологии рядом с ним. — У тебя есть ручка?
Он кивнул на ночной столик.
— В верхнем ящике.
Я потянулась через кровать и выдвинула ящик, где нашла три ручки, карандаш, тюбик геля — смазки «KY» и прозрачную стеклянную чашу, заполненную упаковками презервативов разных марок. Чувствуя отвращение, я схватила ручку и закрыла ящик.
— Что? — он спросил, переворачивая страницу моей книги.
— Ты ограбил больницу?
— Нет. А что?
Я сняла с ручки колпачок, не в состоянии скрыть отвращение на своем лице.
— У тебя запас презервативов на всю жизнь.
— Лучше предохраняться, чем потом жалеть, не так ли?
Я закатила глаза. Трэвис заново начал читать, легкая ухмылка появилась на его лице. Он читал вслух записи, выделяя основные моменты, и одновременно задавал вопросы, и терпеливо объяснял то, что я не поняла.
Через час я сняла очки и потерла глаза.
— Я устала. Я не смогу запомнить еще одну макромолекулу.
Трэвис улыбнулся, закрывая книгу.
— Ладно.
Я замолчала, неуверенно раздумывая о том, как мы будем спать. Трэвис вышел из комнаты и пошел по коридору, что-то пробормотал в комнате Шепли прежде, чем включить душ. Я залезла под одеяло, натянув его до подбородка, и начала прислушиваться к звукам шумящей воды, текущей по трубам.
Десять минут спустя вода остановилась, и заскрипел пол под ногами Трэвиса. Он бродил по комнате с полотенцем вокруг бедер. Его грудь и мощные плечи покрывали татуировки. На его правой руке черные линии и символы протянулись от плеча до запястья, на левой же остановились у локтя в единой линии на нижней стороне предплечья. Я намеренно держалась к нему спиной, пока он стоял у шкафа и скидывал свое полотенце, натягивая боксеры.
Выключив свет, он забрался ко мне в кровать.
— Ты тоже будешь спать здесь? — спросила я, повернувшись к Трэвису. Полная луна за окном бросала тени на его лицо.
— Ага. Это ведь моя кровать.
— Я знаю, но я… — я остановилась. Моим другим вариантом были кресло или диван.
Трэвис ухмыльнулся и покачал головой.
— Ты мне все еще не доверяешь? Я буду хорошо себя вести, клянусь, — сказал он, подняв пальцы в жесте, который, как я была уверенна, никогда не рассматривался к использованию бойскаутами Америки.
Я не спорила, просто отвернулась и положила голову на подушку, накрываясь одеялом сзади, так чтобы создать недвусмысленный барьер между своим и его телом.
— Спокойной ночи, Голубка, — прошептал он мне на ухо. Я почувствовала его мятное дыхание на своей щеке, посылающее мурашки по всему телу. Слава Богу, было достаточно темно, чтобы он не мог видеть мое смущение и покрасневшие щеки, последовавшие за этим.
