— Я никогда и никого не полюблю так, как тебя, Голубушка.
Я шмыгнула и дотронулась до его лица.
— Я не могу.
— Знаю, — его голос надломился. — Всегда был уверен, что я недостаточно хорош для тебя.
Я скривилась и покачала головой.
— Дело не только в тебе, Трэв. Мы оба недостаточно хороши друг для друга.
Он покачал головой и хотел что-то сказать, но потом задумался. После долгого, глубокого вдоха, он положил голову мне на грудь. Когда зеленые циферки на часах, висящих на противоположной стороне комнаты, показали одиннадцать часов, дыхание Трэвиса наконец-то замедлилось и выровнялось. Мои же глаза отяжелели, и мне пришлось моргнуть пару раз прежде, чем сознание ускользнуло от меня.
— Ой! — вскрикнула я, убирая руку с печи и сразу же остужая ожог во рту.
— Все нормально, Голубка? — спросил Трэвис, шаркая по полу и надевая футболку.
— Черт! Этот гребаный пол холодный, как лед!
Я подавила смешок, глядя на него, прыгающего на одной ноге, потом на другой, пока ступни не приспособились к холоду.
Солнце едва просвечивало сквозь жалюзи, все остальное семейство Мэддоксов мирно посапывало у себя в кроватях. Я засунула глубже в духовку антикварную оловянную кастрюлю и закрыла дверцу. Затем, я пошла к крану, чтобы остудить пальцы под холодной водой.
— Ты можешь вернуться в кровать. Мне просто нужно было поставить индейку в духовку.
— А ты вернешься? — спросил он, складывая руки на груди, чтобы защититься от холодного воздуха.
— Ага.
— Дамы вперед, — сказал он, показывая рукой в сторону лестницы.
Когда мы оба спрятали ноги под покрывалом, он снял с себя футболку и натянул одеяло по наши шеи. Мы продолжали дрожать от холода, так что он крепко обнял меня, в ожидании, когда тепло наших тел нагреет маленькое пространство между нашей кожей и одеялом.
Я почувствовала касание его губ на своих волосах и вибрацию его горла, когда он заговорил:
— Смотри, Голубка. Снег идет.
Я обернулась, чтобы посмотреть в окно. Белые снежные хлопья были видны только в свете уличного фонаря.
— Такое впечатление, что уже Рождество, — сказала я, моя кожа наконец-то нагрелась, благодаря теплу его тела. Он вздохнул, и я повернулась, чтобы увидеть выражение его лица. — Что?
— Тебя не будет здесь на Рождество.
— Но я здесь сейчас. — Уголок его губ приподнялся и он наклонился, чтобы поцеловать меня, но я отодвинулась и покачала головой. — Трэв…
Его хватка усилилась, он опустил голову и в его, орехового цвета глазах, я увидела решимость.
— У меня осталось меньше, чем двадцать четыре часа с тобой, Голубка. Я буду целовать тебя. И не один раз. Весь день. Буду использовать каждую возможность. Если хочешь, чтобы я остановился, просто скажи, но пока ты этого не сделаешь, я хочу сделать каждую секунду моего последнего дня с тобой запоминающейся.
— Трэвис… — я задумалась на мгновение и пришла к выводу, что он не испытывал никаких иллюзий по поводу того, что случиться, когда он отвезет меня к себе домой. Я приехала сюда притворяться и хоть нам обоим будет очень сложно позже, я не хотела ему отказывать.
Когда он заметил, как я смотрю на его губы, то вновь приподнял один уголок и нагнулся, чтобы прижаться своими мягкими губами к моим. Начиналось все мило и невинно, но стоило его губам раскрыться, как я с тем же пылом ответила на поцелуй. Его тело мгновенно напряглось, и он глубоко вдохнул, прижимаясь ближе ко мне. Мое колено сползло с края кровати, когда он приподнялся надо мной, при этом наши губы ни разу не оторвались друг от друга.
Он раздел меня в мгновение ока, и когда между нами не осталось и кусочка ткани, он схватил железные узоры на спинке кровати обеими руками, и одним быстрым движением вошел в меня. Я сильно прикусила губу, сдерживая крик, зародившийся в моем горле. Трэвис застонал, и я вжала ноги в матрас, устраиваясь так, чтобы можно было поднимать бедра ему на встречу.
Держась одной рукой за спинку кровати, а другой, обнимая меня за затылок, он входил в меня снова и снова, и от его жестких и решительных движений у меня подрагивали ноги. Его язык искал мои губы, и на груди я ощутила его глухие стоны, когда он старался сдержать свое обещание сделать наш последний день незабываемым. Я могла бы потратить тысячу лет, пытаясь выкинуть этот момент из своих воспоминаний, но он все равно будет запечатлен внутри меня.
