Но нет, преждевременно.
— Ну и что это твое время, объясни мне?
— Как что? Я говорю тебе: Поляна чудес действительно рядом с поселком находится, — объяснил я; воодушевленно, — так, по крайней мере, нам показалось.
— Показалось! Сейчас я спрашивал, видели ли вы вообще что-нибудь. А не о поляне.
— Да, видели, — снова подтвердил я.
— А тебя уже никто не спрашивает, — вставил Пашка.
И тут в разговор вступила Олька (до сей поры она не произносила ни слова, вообще, и даже не поздоровалась, когда мы пришли, так что не один Мишка вел себя странно в этот вечер):
— Ты рассказывал Максу об этих людях на поляне. До того, как вы пошли в лес. Откуда ты узнал о них? — говоря это, Олька пристально смотрела на Мишку.
И мне вдруг стало ясно, что ни один из заданных до сего момента вопросов не имеет такого решающего значения, как этот.
Реакция Мишки была довольно любопытной: он вздрогнул… нет, скорее, как-то инстинктивно передернул плечами, бросил короткий взгляд на Ольку, — невольно, — а потом уже, когда говорил, смотрел в потолок; и улыбался как-то загадочно, но в то же время и чуть принужденно… и чуть грустно? Действительно ли присутствовал этот «грустный оттенок» или я придумал его?
Скорее, придумал…
— Оттуда же, откуда и обо всем остальном узнаю, — неопределенно сказал Мишка.
— Выходит, это не игра? — последовал спокойный Олькин вопрос.
Я вскинул голову; на Ольку я смотрел секунд пять. Глаза ее остановились на Мишке; взгляд долгий, внимательный, чуть потухший; и ни капли азарта.
Грудь Мишки опустилась; он больше не улыбался.
— Не знаю.
Непродолжительное молчание. Вдруг Димка осведомился:
— И вы видели исчезающую землю?
Я пораженно уставился на него. Только сейчас, спустя несколько часов, я сообразил вдруг, что исчезающей земли мы как раз таки на поляне и не видели.
И тотчас услышал твердый Мишкин ответ:
— Нет. Исчезающей земли мы не видели. Верно, Макс?
Некоторое время я ничего не отвечал, а только покраснел — словно допустил чудовищный промах; потом произнес упавшим голосом:
— Верно, — да, что и говорить, вид у меня был не просто потерянный — проколовшегося человека; по неизвестной причине, не смотря на то, что мы увидели гораздо более необыкновенные вещи, нежели исчезающую землю, внезапное открытие совершенно выбило меня из колеи.
Готов спорить, Серж и Пашка тотчас это подметили и схватили (мысленно), и, конечно же, сделали неверные выводы, все переиначили. Пашка опять хотел что-то выпалить мне, но Серж вовремя бросил ему предостерегающий взгляд и даже, наверное, подмигнул, но об этом я могу только догадываться; как бы там ни было, Пашка в результате не стал ничего говорить, а только отвернулся.
— Зато вы видели реку. Прямо на поляне, в лесу, — иронически заметил Серж.
Димка задал еще один вопрос (осклабившись):
— Вас отругали?
— Ну еще бы! А ты сам как думаешь, — моментально отреагировал Мишка.
— И все же не загнали домой до конца дня.
— Как видишь, — Мишка развел руками. — Когда мы вернулись, папа был дома.
Дядя Вадик хотел нам навешать: «сто подзатыльников», о которых говорил Мишка в лесу, могли стать реальностью, — но у нас был такой убитый ужасом вид, что…
Кроме того, моя мать, истерично крича на нас и отчитывая, можно сказать, уберегла от побоев.
— Небось, отговорились? — откликнулся Серж; с ухмылкой, — Макс рассказал своей мамочке о поляне, о том, как вы перепугались, когда это увидели, и вам сразу все с рук сошло.
— Мы ничего не говорили нашим о Предве… об этих людях на поляне, — слабо возразил я.
Я избегал во всеуслышание употреблять сочетание «Предвестники табора» и сейчас вовремя осекся… вернее, почти вовремя.
— Не говорили? — ухмылка Сержа стала шире; он отвернулся.
Последовала пауза. Серж теперь стоял возле окна, вплотную, и я не мог видеть ни одного ярко-желтого соцветия; Предвестники табора тоже угасли в моем воображении. И я досадовал, но старался убедить себя, что нет в этом ничего смертельного — ну не поверили мне Серж и Пашка — Бог с ними, какая разница!
Серж повернулся от окна.
— А что рассказывает дядя Вадик?
— Ты знаешь, — сказал Мишка, — его рассказ — о том, как он потерял нас, — почти в точности совпадает с нашим.