…Думаю, я почувствовал их присутствие минут за пять до появления, а то и раньше (лес немного поредел, и прохладные массы деревьев просекались косыми матовыми лучами; время, по моему разумению, должно было близиться к полудню — не более, и солнце, кажется, занимало именно полуденное положение, однако странная вещь: и диск, и лучи имели тот самый оттенок, какой бывает уже к вечеру, часам к четырем; в воздухе резко усилился запах хвои — он сделался чрезвычайно терпким и прокисшим; елей вокруг, между тем (еще одна странная вещь), было по пальцам пересчитать); и когда мы очутились на поляне, мои подозрения уже успели перерасти в уверенность, но все же… сказать, что я был по-настоящему готов к этому — нет.
Как можно быть подготовленным к чуду? А это и было чудо — в полном смысле слова.
Тревожное чудо.
Мишка, тем временем, был исполнен уверенности, что мы уже возле поселка, «осталось только каких-то минут десять пройти».
— Тебе не кажется, что дорога совершенно незнакомая? — сказал я.
— Да мы просто с другой стороны к нему подойдем — со стороны пруда.
— Уверен?
— Абсолютно. Я здесь был.
— Когда? Сегодня?
— Нет-нет, раньше… ну все, идем быстрее, Макс.
(Как выяснилось позже, Мишка оказался прав — мы действительно находились неподалеку от поселка).
Его тон был настолько убедителен, что едва не сокрушил мою веру. Готов спорить, если бы я не сдержался в тот момент, принялся доказывать ему, что нет, дескать, «мы идем к Поляне чудес, Миш… мы все это время шли к ней, я просто не говорил тебе!» — доказывать уже, собственно, тоном побежденного человека, канючить, наконец, — тогда… это странное чувство постороннего присутствия сразу бы исчезло.
Потому что Поляна чудес отдалилась бы, и мы так и не набрели на нее. (Приоритет мысли над пространством, духа над материей — я уже говорил).
И я был бы побежден, утратил бы веру.
Но я выдержал, не стал ничего говорить. Что меня спасло? Именно это чувство присутствия, но было оно совершенно особого рода — и сам того не осознавая, я стал думать о тех вещах и так, как никогда не стал бы думать, не будь рядом Предвестников табора. (Я говорю «сам того не осознавая», потому что до определенного момента мне мое течение мыслей представлялось вполне естественным и никем неконтролируемым, — только разве что Мишка и старался его сбить. Сновидец, способный мыслить только здесь и сейчас, сумеет ли он осознать витающий рядом голос гипнотизера, который его в этот сон и отправил? Противиться его воле?).
Предвестники табора.
Вот оно, роковое словосочетание, столь же странное и наделенное лишь скрытым смыслом, сколь и совершенно спонтанное, родившееся в моем мозгу подобно тому, как рождаются слова на бумаге под механически стенографирующей рукой.
Предвестники табора…
Предвестники табора…
Предвестники табора…
Эти два слова, принявшиеся вертеться в голове и готовившиеся уже сорваться с языка, когда мы с братом, выйдя на поляну, заметили маячившие на горизонте пестрые фигуры, — да, пожалуй, эти два слова могло родить только взорвавшееся от испуга детское воображение. Когда впоследствии мне удалось расшифровать, как именно они, должно быть, появились, даже забавно стало! Уверен, в самом начале (если только можно назвать «началом» подсознательный взрыв длительностью в долю секунды) было ровно три слова, но не два, — «предвестники беды» и «табор»; слово «беда» оказалось, однако, настолько отчетливым и эмоционально окрашенным, что тотчас же перешло в мой собственный настрой и иссякло, — слово-укол, вымелькнувшее из-за ветвей деревьев подобно вспышке: раз и нет ее, остались только тлеющие искры…
За пару минут до того, как мы вышли из леса, я, по совершенно неизвестной причине, вспомнил рекламу драже «Skittles», которую крутили тогда по телевизору по нескольку десятков раз в день, — о собаке лесного сторожа, пробуждающейся после грибного дождя; подняв косматую коричневую голову, она прислушивалась к чему-то, как только полоса солнечного света пробегала по козырьку ее будки — «будто бы прислушивалась к самому этому свету, — пришло мне вдруг в голову, — или же ее слуху стал доступен шум следующего дождя, не из водяных капель уже, а как раз из рекламируемого драже», — того самого дождя, которым заканчивался ролик и который собака, как подсказывал ей некий инстинкт, должна была «вызвать» самостоятельно.
