III
Вошли в лес; Мишка еще некоторое время шел рядом с отцом — только они уже не переговаривались.
Быстро, примерно за минуту мы миновали еловую гряду, теперь закрывавшую поселок, как плотная штора, — мне даже пришло в голову, что выглянувшее солнце больше уже не проникает в поселок, и там воцарилась кромешная тьма.
Я осматривался.
«Вот, видишь, какие это деревья? — припомнил я вопрос дяди Вадика; годичной давности. — Вот это что, например?» Я не ответил тогда, и он принялся объяснять мне, а когда обнаружил, что я ничего не запомнил, фыркнул с досады: «Хоть ты и племяш мой, а все же тупица», — с шутливым оттенком, но я понял: когда мы выйдем из леса, дядя Вадик припомнит этот эпизод, и тогда уже в нем начнет разгораться настоящее презрение. И потом он обругает меня просто так, «ни с того ни с сего», как любил говорить мой дед.
Теперь я уже научился разбираться, а вот тогда вокруг меня стояли какие-то деревья. И еще ежевика — повсюду.
Дорога шла в гору. Вязкий смолистый запах бередил гортань и пощипывал в ноздрях; тут мой слух уловил жужжание комариной стаи, совсем близко, — и я все-таки не выдержал, чихнул.
Когда я иду по лесу, рано или поздно, но только однажды наступает какой-то особенный момент: мне начинает казаться, что стоит шевельнуть рукой — и я порву паутину; а вернее, что паутина повсюду среди деревьев, но порвать я могу ее только рукой; и если я этого не сделаю, она все равно прикоснется к запястью. «Поздоровается по собственной инициативе», — мелькнула мысль в голове.
Не сбавляя шага, я прижал запястья к талии. Я ждал и хотел этого прикосновения — по ее инициативе? Нет, пожалуй. Хватит и того, что мне вдруг стало боязно, щекотно (словно вялые белесые пряди уже обволокли мою кожу) и… немного приятно.
Да, особенный момент наступил. На сей раз что-то уж слишком рано. И еще минуту назад, стоило мне только почувствовать его приближение, я сразу сжал кулаки.
Для чего?
Чтобы все звуки леса стали чуть более зыбкими…
Кулаки я не разжимал до сих пор.
Я не испытывал никакого дискомфорта, просто ждал, пока кто-нибудь выведет меня из этого тихого состояния — тише шуршания паутины в моем воображении.
А мысли — нет, мысли были все теми же, сознание нисколько не изменилось. Я думал о Мишке — не о том уже, впрочем, как «замять разговор». Теперь я чувствовал, что опасность миновала — если я только сам не буду настаивать на этой теме… Словом, в данный момент, это оказалось в моей власти — подобно тому, как все звуки леса — во власти сжатых кулаков. А быть может, я взял под контроль звуки леса как раз для того, чтобы… обретя одну власть, прийти и к следующей? Повернуть свои мысли в иное русло?
Да, конечно. И свой настрой тоже. Настрой — это самое главное.
Мишка вернулся, уже интригующе ухмыляясь. Я был прав…
Скорее всего.
— Макс, по поводу нашего разговора…
— Что такое?
Спросил я это чуть-чуть настороженно.
— Видишь ли… я тебе еще не все рассказал о появлении Стива Слейта в поселке.
— Не все? В каком смысле? — в предвкушении «избавления» мой голос невольно повысился.
И позже, когда Мишка как и раньше напичкивал меня все новыми и новыми «изобретениями», я не испытывал уже никаких угрызений совести за то, что испугался правды, разве только в начале, а потом все пошло как всегда… Я радовался, хихикал восторженно и совершенно искренне. Выходит, я получил ящерицу — после того, как на некоторое время уверил себя, что не хочу ее; видно, таков закон.
— В смысле целей. Цель появления не только в том, чтобы поймать грабителей. Есть еще другая. Но об этом Стив до поры до времени уж точно просил никому не говорить, даже тебе. Запретил.
— А теперь он снял запрет?
— Да.
— Когда ты с ним разговаривал?
— Это не имеет значения. Лучше послушай меня внимательно. Как ты считаешь… а вернее: каким ты видишь конечный результат нашего предприятия?
— Государства? Эксперимента?
— Да-да, именно. Эксперимента, молодец… Ты используешь мою терминологию! Хорошо, хорошо, отлично! Так вот: каков все-таки конечный результат, ответь мне.
— Ты сам говорил об этом вчера: объединение. А затем установление единого миропорядка.
