Мишка, разумеется, искренне открывал свои собственные настроения, иногда, видно, его посещавшие, но сейчас они не вызывали у меня ничего, кроме тайного раздражения. Такая классная возможность оторваться, родителей не будет, делай, что хочешь, а он говорит о каком-то одиночестве! Но и опять я призвал себя к спокойствию. Мишка говорит, что надо учиться дипломатичности? Прекрасно, проведу эксперимент на нем самом. (От этой мысли мне стало приятно — словно я возвысился над Мишкой).
В данном же случае эксперимент означал подавлять в себе горячность — прежде всего.
— Не знаю, может быть, — Пашка, наклонив голову, быстро почесал затылок, — ну так как, вы со мной?
— Да мы не зна-а-аем еще пока, — опередил я Мишку; растягивая слова (на недавний Мишкин манер) и изображая сомнение и озадаченность, которые, тем не менее, можно преодолеть, если захотеть, — но можем попробовать, да. Верно, Миш? — я поглядел на Мишку. (Старался глядеть очень спокойно).
— Верно.
— Но еще не знаем все-таки, — я даже выставил вперед указательный палец, снова делая опор на сомнения — чтобы Мишка меня не заподозрил.
А потом проговорил:
— Раз Димки не будет, то…
— Ну еще бы! — фыркнул вдруг Пашка. — Я как раз это и устраиваю, чтобы быть подальше от него.
Потом он заговорил намеренно снисходительной интонацией:
— Он вроде как с отцом в автосалон собирается, — Пашка скорчил гримасу.
— Ты не питаешь симпатии к своему брату, да, Паш? — сказал Мишка.
— Без понятия… Я питаю симпатию к пиву, шашлыкам и всякому такому, — произнес он бесцветно, — и все это будет — я вас угощу.
— Пиво? — встрепенулся Мишка.
И смотрел на меня, а не на Пашку, — я это только почувствовал, потому что сам-то смотрел в другую сторону.
И тут я положил Мишку на обе лопатки — подобно тому, как раньше он сделал это с моей матерью.
— Ну, если даже мы придем, пиво я не буду пить, конечно, — так я заявил.
И теперь уже точно знал, что вечеринка состоится.
— Хорошо, — кивнул Мишка, — ты вечером собираешься?
— Конечно, вечером.
— Мы придем…
Разумеется, я гордился и очень важничал про себя, «что мне так ловко удалось разрешить эту ситуацию в свою пользу» — я едва ли не проговорил эти слова шепотом себе под нос.
Я заткнул Мишку за пояс.
— …сто процентов придем.
И тут произошло нечто, меня удивившее: Мишка как-то значительно подмигнул мне, а затем еще сделал глубокий и медленный кивок головой. Быть может, он хотел мне дать понять этим, что да, мол, мы повеселимся на славу, или все-таки… Мишка все контролировал и вовсе я не заткнул его за пояс?..
А впрочем, какая разница! Главное то, что я победил… или нет?
— Не думаю, что дедуля навалит на нас много работы, совершенно так не думаю… Мы только еще с Максом хотели пишущую машинку отыскать.
— Зачем это?
Мишка коротко объяснил.
— Детективы пишешь? Романы, да? — заинтересовался Пашка.
— Да, — сказал я.
— Я пока еще их не смотрел, но, зная Макса, предполагаю, они скорее всего классные, — вставил Мишка; неясно, что он имел в виду под этим «зная Макса», однако я, помнится, от его слов чрезвычайно возгордился.
— Меня детективы не очень прикалывают… не… лучше роман фэнтези напиши — я тогда обязательно прочту, — сказал Пашка.
Я принялся объяснять ему, что терпеть не могу писать по заказу, по чьему бы то ни было, — это как-то низко, даже подло по отношению к искусству (что-то в таком духе); прибавил еще с важным видом, что хочу заниматься настоящей литературой. Тогда Пашка спросил:
— А почему — подло?
— Э-э… не знаю. Просто подло и все.
Тут вмешался Мишка и мягко напомнил мне, что, помимо серий фэнтези, существуют точно такие же серии детективов, — и все это пишется по заказу.
— Неправда! — воскликнул я, — детективы — это настоящая литература, настоящее искусство, — я даже покраснел от негодования, ибо очень ценил все то, что написал за последнее время — про инспектора Мизаретту; и далее я тоже собирался работать в детективном жанре, до конца своих дней, создать десятки романов про Мизаретту; мой сыщик по уму и способностям встанет в один ряд с Шерлоком Холмсом и Пуаро, обязательно. Вот так.
— Возможно. И все же Мишка прав насчет серий, — заметил Пашка.