— Хорошо бы Лукаев так и сделал. Да… Лукаев — что Лукаев? Он бодр, как тридцатилетний перец. Разъезжает себе по Франциям и Испаниям на деньги сынка да причитает о разрушении Советского Союза. Иногда.
— А его жена как же? Отпускает его?
— Вот она умерла, — кивнул Пашка, — два года назад. Так что он отделался от нее, наконец. Хотя, говорят, на похоронах плакал, как ребенок.
— Я не удивлен, — игриво заявил Мишка и качнул головой, — это очень вписывается во все его странности.
— Ага. Ну… и не только он избавился от жены.
— В каком смысле?
— Перфильев еще, — Пашка как-то значительно качнул головой.
— Как, жена Перфильева тоже умерла?.. — отреагировал Мишка, — а, у нее же диабет был… от диабета? Нет, подожди-ка, дядя Сережа… ты сказал, избавился? Я не понимаю — избавился?
— A-а, ну вы же не знаете, небось… Слишком рано уехали тогда… — Пашка сказал это как-то в сторону и быстро, — его жена умерла от диабета, да, но он спасать ее не стал, когда приступ начался. В больницу даже не отвез — сослался на то, мол, что ей передвигаться вредно, да и что за больница в этом поганом городишке рядом. Не больница, а дыра. Всякое такое, в общем. Я ей, мол, здесь помощь окажу в два раза лучше. Вот и оказал — она уже как два года на том свете. Она летом позапрошлым откинулась.
— Но я не понимаю… — Мишка смущенно качал головой, — дядя Сережа ведь вроде… — он не договорил, а только удивленно смотрел на Пашку.
— Хороший человек — ты это хотел сказать?
— Ну…
— Вот я так и понял, что вы до сих пор ничего не знаете…
Вот так мы с Мишкой и узнали, кого же тогда (и теперь — то есть до сих пор) подозревали в причастности к исчезновению Ольки… Вот это номер! Ничего себе!! Оказывается, Перфильева!
Но какой была первая мысль, невольно мелькнувшая в моей голове сразу после этого открытия? «Вот видишь, Предвестники табора оказались здесь совсем ни при чем, так что успокойся». И сразу после я почувствовал холодок в животе; и стыд за эту эгоистичную мысль. Но я ничего не мог поделать с облегчением, которое почувствовал.
Да, это было облегчение, пускай, и очень непродолжительное — длилось оно секунд пять, не более. А позже?.. Меня пронзил холод — это был уже не холодок в животе, но холод по всему телу. Я вспомнил «салки на великах» и как неожиданно Перфильев остановил меня…
Запах земли и йода, руки, сильные, тугие… перепачканы ли они чем?.. Руки, которые легли на мои собственные руки, сжимавшие руль… он не играл, нет — сухая жестокость в голосе… «убить», «ублюдок» — страшные слова… тени… были какие-то тени?
Человек застрял в дымоходе по шею.
Я вздрогнул и побледнел.
И уже не слышал, что говорил Пашка… …………………………………
…………………………………………………………………………………………
Из забытья меня вывел Мишкин вопрос:
— Выходит, все считают, что это… Перфильев?
— Что считают? Что он похитил ее? Убил?.. Неа, так никто не думает, — сказал Пашка, — и дело не в доказательствах. Какие нужны были бы доказательства для сплетен! Нет… просто, ну… все были уверены в его причастности — ему же кто-то по башке дал в тот день, неизвестно при каких обстоятельствах, это-то вы помните, я думаю? А чтобы он сам это сделал… да нет, нет, на это не очень похоже. Я просто не знаю, как точнее объяснить. Вот то, что он наводчиком был, это сто пудов…
— Ладно. И его, говоришь, председатель уволил? — осведомился Мишка.
— Да, давно еще. В том же году, осенью.
Мишка поглядел на меня даже с некоторым сарказмом: мы, мол, совсем с тобой отстали от жизни.
— В то время я интересовался у папы, нет ли каких новостей на даче, но он просто сказал, что все без толку. И Ольку уже искать перестали. Как-то так. Что тогда говорить о тете Даше — она ни за что не доверила бы Максу таких подробностей. Верно, Макс?
Я качнул головой; машинально.
— А потом я постепенно перестал интересоваться. Но если бы ее обнаружили… живую или… ну ты понимаешь… папа сказал бы мне это совершенно точно. Так почему Перфильева уволили?
— Да из-за слухов. Повторяю, все только из-за слухов. Чего тут только не нарассказывали про Перфильева! И не всегда даже с Олькой связанное.
— А что? Про наводки?
— Не, и не про наводки… да я не помню уже точно, что. Просто какие-то истории неблаговидные. Раньше никто ничего не помнил, а как повод появился, всё припомнили. Ну и Страханов стал докапываться до Перфильева, намеренно, конечно. Он же такой — всегда следует общественному мнению. Но пусть бы даже и не следовал — все равно бы пришлось вышвырнуть Перфильева — понятно, почему.
