Снова послышался дедов оклик — ни капли недовольства, только нетерпение, — абсолютно та же интонация, что и в прошлый раз:
— Эй, чего вы опять там?.. Все секретничаете?
Он подмигнул нам, улыбнулся и шутливо погрозил пальцем.
— Вот я задам вам!..
Я скорчил гримасу, кислую и презрительную.
— Слушай, может хватит уже, а? Иди себе спокойно. Мы догоним, когда надо будет.
— Ох, какой сердитый, вы посмотрите на него! — отозвался дед с шутливым гонором. — Ну все, я вас жду. С места не сдвинусь, чтоб не отставали.
Я с досадой кивнул себе под ноги.
— Отстань!
— Ну что такое?
— Отстань, сказал, — упрямо повторил я и покраснел.
Дед стоял, ничего не мог понять, только головой качал.
— Дедуль, извини нас, прости ради Бога, — Мишка, конечно, не преминул вмешаться; он подбежал к деду, — пошли… давай вместе пойдем, я тебе расскажу, о чем мы…
Конца фразы я не услышал — Мишка говорил моему деду почти на ухо, приобнимая его за плечи одной рукой.
— Ты скажи только, вы там ничего плохого не затеваете? — спросил дед громко.
— Нет-нет, конечно, нет… — ответил Мишка — вполголоса; потом снова принялся увещевать деда быстро, на ухо; я, впрочем, был почти уверен, что они обсуждают меня.
Дед, наконец, закивал; не просто с пониманием — с какой-то бравой важностью.
— Понимаешь, да, дедуль?..
— Конечно, конечно, угу…
— Ну все…
Мишка оставил его, сам встал посреди дороги, обернувшись ко мне и не двигаясь…
— Макс… — произнес Мишка, когда мы, наконец, поравнялись.
— Ну что такое?
— Послушай… я знаю, что совершил ошибку, и тебе сложно простить меня за это. Да-да, я понимаю, к чему ты все это говорил…
— Мне сложно простить тебя?.. Я говорил правду.
— Я знаю — ты говорил искренне. Но…
— Но что?
— Хотя бы не повторяй этой ошибки вслед за мной, ладно? Дед же себя плохо чувствует — говори мягче. Я все понимаю, но будь мягче — по отношению к нему. Он же ни в чем не виноват.
Вот тут-то я и перегнул палку; переспросил:
— Плохо себя чувствует? — и это я принял в штыки, а ведь Мишка был сейчас абсолютно прав — по поводу дедова состояния.
К моему удивлению, Мишка ничего не ответил — вообще разговор долгое время после этого не возобновлялся.
Постепенно я начинал уже чувствовать неловкость, — и даже хотел извиниться, но вовремя предостерег себя: «Если ты сделаешь это, снова перегнешь палку».
И тотчас же следующая мысль: «Перегнешь? А зачем ты сказал всю правду? Разве это было необходимо?..»
Тогда я не знал ответа, однако теперь могу сказать совершенно точно: да, это было необходимо.
Вошли в лес, и я тотчас припомнил эту странную способность, которой раньше обладал, — ощущать паутину, повсюду и только в определенный момент времени, наступающий совершенно внезапно, — теперь мне хотелось называть это не свойством или каким-то особенным состоянием, но «утраченной способностью».
«Да будет тебе, а действительно ли ты утратил ее?» — я сожму ладони в кулаки, прижму запястья к талии, словно бы жду и хочу прикосновения паутины — чтобы она «поздоровалась со мной по собственной инициативе, — а на самом деле хватит и того, что мне просто станет боязно, щекотно и даже немного приятно», — я, однако, так и не приду ни к одному из этих ощущений, ибо это всего лишь имитация — ведь определенный момент времени на самом деле не наступил, я только совершил все необходимые приготовления со своей стороны.
Смысл только в одном: острее ощутить возвращающиеся кадры детства.
Вот оно уже вернулось — на несколько разрозненных мгновений.
Я делаю прерывистый вдох.
Я думал, его нельзя вернуть… и ошибался.
Нет, не ошибался…
Выдох…
— …сдержанно отношусь к твоим родственникам, чего раньше — пять лет назад — не было и в помине. Ты ведь помнишь?
Я понял, что Мишка возобновил разговор. Он шел впереди.
— Помню.
— Я говорю даже не о дедуле в первую очередь. О матери. Тебе может показаться, что я либеральничаю, но это не так. Я просто веду себя сдержанно. И заботливо.
— Так же и я должен? — я спросил это просто по инерции, отстраненно.
— Попробуй — это не сложно.
«Сдержанно… сдержанно… — невольно завертелось у меня в мозгу, — и ведя себя сдержанно, я не должен повторять твою ошибку — когда ты не откликнулся на призыв о помощи. А может, и тогда тоже ты вел себя сдержанно — только и всего?» — тут я испытал внезапную скуку; я понял вдруг, что больше не горю желанием в этом копаться.
