— Нет, не понял. Ничего не понял пока.
— А еще когда эти врачи ездят по Лондону, их машина скорой помощи оставляет колесами зеленый слизистый след.
— Что?.. Почему?
— Ага!.. Стало интересно! Вот теперь читай.
В комнату заглянула мать.
— Эй, Миш, твоя мама звонила, просила передать, чтоб ты немедленно домой шел.
Мишка поглядел на меня и развел руками — мол, что делать.
— Придется, идти.
— Но ты же обещал почитать мой роман!
— Что ж поделаешь! Бери его на дачу, я там почитаю.
— Нет, читай сейчас, — возразил я капризно.
— Ну прости… не могу… да я же, знаешь, и не понимаю ничего в этом деле: где хорошо написано, где плохо, — не разбираюсь, так что вряд ли сумею дать тебе какие-то ценные комментарии.
— Дачу мы еще с тобой обсудим, Миш, — вставила мать, — раз уж вы поедете, я проинструктирую тебя.
— Дедушка сам проинструктирует! — возразил я.
— Ну уж нет, он скажет мне, что там нужно будет сделать, — я поговорю с ним — а потом передам вам. Чтобы это была моя просьба, моя.
— Хорошо, тетя Даш, — быстро согласился Мишка.
— Так ты даже и вообще не будешь читать? — вяло осведомился я.
— Нет, на даче обязательно прочту — сказал же.
— Все, Миш, иди. Все, давай. И, как придешь домой, обязательно позвони нам, сказать, что дошел; давай, чмокну тебя. В щечку, — мать сложила губы трубочкой и протянула «у-у-у-у».
— На даче прочту, обещаю, — повторил Мишка, сидя уже в прихожей на корточках и надевая ботинки, — меня очень заинтересовало то, что ты говорил… ну про это… про будку, врачей… и след от скорой помощи, особенно понравился, — Мишка хитро подмигнул мне, — а как твоего сержанта зовут, скажи мне еще раз?..
— Инспектора! Он инспектор.
— Да, верно. Так как?
— Мизаретта.
— Ага, Мизаретта. Все, теперь не забуду.
Я стоял, потупившись и краснея, — нет, на сей раз Мишке так и не удалось меня развеселить.
— Моя ошибка… — произнес Мишка; скажи он это чуть резче — вовсе создалось бы впечатление, будто он что-то себе присваивает.
Он не договорил и, зачем-то прогнув шею, принялся пытливо высматривать убогие двухэтажные дома, промелькивавшие за окном, а ведь ему и без того все было видно, — занавеска так и оставалась отдернутой.
— Слушай, здесь, похоже, все как было, так и… да, тетя Даша права была — ничего здесь не меняется.
Я саркастически нахмурился — теперь это была одна из моих привычных реакций, когда кто-нибудь говорил мне, что моя мать в чем-то оказалась права. (Чаще всего об этом говорила она сама — указующей интонацией, едва ли еще не «тыкая пальцем» на свою правоту, — и когда я хмурился вот так вот, насмешливо и с поддевающим огоньком в глазах, в моем мозгу живительным бальзамом разливалась мысль, что я возвышаюсь над материной правотой).
Я поправил Мишку (с деланным благоразумием):
— Моя мать говорила, здесь нет ничего интересного, — моя ухмылка стала шире.
— Ну не важно… о чем я там?.. Я сказал об ошибке. Я совершил ошибку.
Я спрятал ухмылку.
— В отношении дяди Вадика?
— Да. В отношении папы.
— Брось! Ты же не мог знать, как все было. У нас, в нашем доме.
— Я же говорю — я жалею, что так редко навещал вас… Но послушай, а что же… дядя Женя, к примеру. Неужели же он не мог заставить его бросить пить? Применить… ну пусть и применить силу даже, когда отец напивался и начинал дебоширить.
— Дядя Женя… — я рассмеялся невольно; я мог сказать Мишке, что от всего, что касается по-настоящему семейных отношений, дядя Женя уклоняется, но не решился, промолчал.
Я даже чувствовал некое подобие стыда — словно за этим стоял именно мой промах, а не чей-то еще. Мишка сказал:
— Все ясно. Поэтому-то ты его и не любишь.
— Что?..
— Ну ладно, ладно. Давай, не будем про дядю Женю. Я все прекрасно понимаю.
Я не уразумел, что именно Мишка прекрасно понимает, но продолжал слушать. (Странное чувство стыда практически ушло).
— Про папу. Ты говоришь, я не мог знать. Это не так: я должен был увидеть.
— Увидеть? Как? Я не понимаю.
— Твоя мать звонила мне месяца три назад, говорила о его состоянии. Я не поверил. Я встретился с ним — я даже не заметил, что он пьет.
— Что? Ты встречался с ним?
— Да.
— Как же в таком случае…
— Как же я мог не увидеть? Вот так, не увидел. Он же трезвый пришел на свидание.
