Рассеянно глядя под ноги, Карев подумал, что надо будет еще
раз заехать во дворец Сато и отключить в компьютере «поздравитель». А то Виктор
и госпожа Тахи немало удивятся, когда получат на следующий праздник открытку от
лежащего в коме или уже мертвого родственника. Невольно вспомнился растерянный
дворецкий. Надо бы замолвить словечко полковнику о Смоллере, чтоб не оказался
бедняга на улице…
Но это все после, если будет время. После отчета. Павел
поднял голову.
Как ни странно, на пересечении улиц действительно сидел
старик, откинувшись в доисторическом шезлонге и молча созерцая приземистый
магазин «хозтовары», аккурат через дорогу. Карев присмотрелся. Дряблые щеки.
Водянистые глаза. Глубокие складки на лбу. Грубо остриженные волосы, на
удивление, совершенно не тронуты сединой. У ног старика стояла большая банка из-под
консервированных ананасов. Из нее выглядывало несколько смятых банкнот. Карев
никогда в жизни не видел столь грязной, засаленной одежды. И запах… Следователь
остановился, не доходя пары шагов до человека в шезлонге.
– Вы господин Хотеенков?
– Чему обязан? – проскрежетал сухой голос.
– Следователь Павел Карев, Предпоследнее Дознание. Я
занимаюсь делом Мартина Сато. Вы могли бы рассказать мне что-нибудь об
этом человеке?
Хотеенков молча пнул банку. Несильно, но она скрябнула по
асфальту и красноречиво придвинулась к следователю. Порывшись в карманах, Карев
нашел пятерку и бросил в металлическое жерло. Подумав, бросил еще десятку.
Выражение лица старика несколько смягчилось. Он поднес кулак
ко рту и прокашлялся.
– Так что вас, господин следователь, интересует?
– Все о Мартине Сато. Я из Предпоследнего Дознания, так
что, сами понимаете…
– Да, я слышал… – с удовольствием констатировал
старик, – вы убиваете людей.
Карев вздрогнул.
– Ничего подобного!
– Вот как? А что же вы с ними делаете?
Следователь вздохнул, возвышаясь над стариком в шезлонге.
Нехотя принялся выуживать из памяти абзацы вызубренного на курсах учебника:
– Наше ведомство занимается теми коматозными больными,
в чьих телах жизнь поддерживается исключительно медицинскими аппаратами, хотя
никаких шансов на возвращение в сознание уже не осталось.
– И зачем же?
– Ну… у них статус особый. С одной стороны, еще
формально не умерли, а с другой – уже никогда не вернутся в мир живых… Так вот,
еще лет триста назад встали острые вопросы: уместно ли подобное «милосердие», и
если да, то до какого предела поддерживать растительное существование тел таких
пациентов?
– Непростые вопросы.
– Ответы на них смог дать Виталий Тон. Основатель
Предпоследнего Дознания. Он говорил, что человек попадает в коматозное
состояние неслучайно. Это должно иметь смысл. И смысл в том, чтобы мы, живые,
могли увидеть его с лучшей стороны, разглядеть даже в нравственно деградировавшем
человеке, если он таков в глазах окружающих, нечто подлинно доброе.
– Хм! А как, интересно, подлинность добра у вас
определяется?
– Критерий один, но довольно строгий: бескорыстие
поступка. В жизни каждого человека внешне симпатичных дел набирается изрядно,
но дотошную проверку на предмет бескорыстия выдерживают далеко не все. Поэтому
по каждому попавшему в наше ведомство ведется тщательное следствие. С опросом
свидетелей, анализом улик…
– Занятно. А потом?
– Когда удается найти два-три «чистых» поступка,
следователь составляет отчет и подает его на комиссию. Если отчет
неудовлетворителен, комиссия назначает дополнительное расследование…
– Ну а когда все в порядке?
– Отчет в сокращенном виде идет в печать, в наш
бюллетень. Оттуда его перепечатывают центральные издания, лучшие отчеты
кладутся в основу сюжетов книг и фильмов.
– Постой-ка! – старик сощурился. –
Кажется, я что-то читал такое… Или слышал… Про этого, как его… Ка… Ка…
– Кайрондера, – подсказал следователь, поджав
скрытые усами губы.
– Точно! Ну и имечко! А история хороша… Пробирает. Ты
бы сразу сказал про Кайрондера, а то дознания какие-то…
– Наша служба играет огромную роль в поддержании
стабильности и равновесия в обществе. Тону и его последователям удалось вернуть
человечеству веру в добро, основанную на конкретных фактах. Негативные
последствия работы «черных» следователей – полицейских, налоговиков,
контрразведчиков, изобличающих во внешне добропорядочном человеке пороки и
преступления, уравновешиваются позитивными последствиями работы «белых»
следователей – дознавателей, вскрывающих объективно добрые, чистые стороны в
каждом, даже самом безнадежном человеке.
