– Вы?
– Я. Тогда главой профсоюза был Герт, умный малый. Он-то
со мной и потолковал. Объяснил, что сотрудники недовольны и как они намерены
действовать, если Сато этому оператору откажет. Как на совет станут давить, со
СМИ работать… Грамотно объяснил. А в ту пору среди учредителей были те, кому
новый директор очень не нравился. Понял я, что есть риск для Мартина. Не то
чтобы уж смертельная опасность, но реальный риск – да. Вот и выплатил оператору
через бухгалтерию. Ну и влетело же мне от Мартина, когда он вернулся! Как же он
бесился из-за несчастных пяти тысяч! А ведь на пользу пошло… Но Мартина
все равно крутило. Как и тогда, с похоронами мужа Марго. Я уж и на совет кивал,
и на общественное мнение. Еле уломал. А он же потом целый месяц изводился, что
я его по миру пустить хочу. И наконец пустил по миру меня. Видимо, в целях
самозащиты. Я, конечно, немного преувеличиваю… побарахтался я еще несколько
лет, прежде чем в руки соцслужбы ухнуть. Но под горку-то все же дружок
меня толкнул.
Старик замолчал, со странной улыбкой вглядываясь в магазин
на той стороне безлюдной улицы. Карев продолжал нависать столпом, ошарашенно
пытаясь уложить в голове услышанное.
– А ведь сквозила у меня тогда соблазнительная
мыслишка: договориться с Гертом да сообща скинуть Мартина. Теперь, глядишь, он
бы вместо меня здесь торчал, на свежем воздухе, так сказать, – старик
дернул щекой и прокашлялся. – Но жалко его как-то стало. Все-таки
вместе к экзаменам готовились. Вместе в университетском сквере пиво пили. Не то
чтобы Мартин злой был с самого начала, просто не знал, как себя с людьми вести,
боялся людей. Он и с племянником-то, может, хотел по-хорошему, да
не ведал, как надо. Ну а потом, когда уж до верхушки долез… Чего говорить,
власть и не таких губила. Да еще в том беда, что ничего в жизни Мартин не
любил, кроме дурацких картин этого Са… Са…
– Савушкина, – пробормотал Павел.
– Точно! У него прямо страсть была. Помню день, когда
она родилась. Потащились мы как-то в галерею, уж не помню, по какому
случаю, бродим, скучаем – и вдруг замер он. Смотрю: уставился в какую-то
ерунду, вроде нарисованного башмака. И стоит, не оттащишь. Чего уж там он
углядел, не знаю. Но еще тогда, помню, сказал, что все картины этого Савушкина
обязательно приобретет. И сдержал клятву молодости. Когда я увольнялся, он
оплатил последнюю, оставалось только привезти. На что Мартин только ни шел,
чтобы заполучить очередную безделушку! Тут он не жалел никаких денег. А если
кто противился, то уж совсем крут становился… Не сам, конечно, со специальными
людьми договаривался. Вроде никого не убили, но жизней запороли порядочно. Одного
мелкого банкиришку помню – тоже коллекционер, не хотел продавать какую-то
лысину на холсте. Мартин проконсультировался кое с кем, провел пару операций, и
банкир как-то раз проснулся разоренным и с кучей долгов. Приполз на
коленях к Мартину и картину принес. Тот купил, но уже за полцены! Чтоб другим
неповадно было. Я потом, когда сам опустился на дно, встретился с этим
банкиром. Не выдержал человек, съехал с катушек. Семью бросил, из
малогабаритки, куда его соцслужба поселила, сбежал. Бродяжничает теперь где-то
рядом с «Интрой». Местная достопримечательность, у нас вообще таких мало.
Можете найти, растрепанный, обросший весь, с бородавкой на носу, околесицу все
время несет… Ах, да, я забыл: вас такие вещи не интересуют. Не по вашему
ведомству… Поговорите с Марго, может, она что из детства Мартина упомнит,
сестра как-никак. На «Интру» сходите, как знать, не учудил ли Мартин
после моего ухода какого-нибудь доброго дела. Но это вряд ли… Совсем он
от всего закрылся, единственное окно в душу оставил для картин этих…
Хотя… – Хотеенков вдруг стал серьезен, – если бы он сидел сейчас на
моем месте, то я, возможно, был бы на его? И сейчас меня бы дознавали? Ну уж
нет. Так лучше, – и старик, наклонившись к банке, выгреб из нее купюры.
* * *
Всю дорогу до дома Павел остывшим взглядом скользил по
крышам высоток, проплывавшим внизу. Вот и все. Как говорится: следствие зашло в
тупик. Вспыхнуло, правда, на миг подозрение, что Хотеенков попросту лжет, чтобы
отомстить Сато. Но пришлось его отбросить. Не мог он лгать. Старик рассказывал
даже без вопросов. Да и ответы его уже никак не способны повредить Сато… А вот
ему, Кареву, еще как способны! Не найти ни одного доброго дела – это
гарантированный минус в послужном списке. Наберется их три – и прощай,
следственная работа. Что там небритый викинг с «Интры» говорил о потере работы?
Сердце сжалось, когда Павел подумай о том, что может стать с Инной…
