Я познакомился с Фордом у Эзры, когда мы вернулись из Канады с шестимесячным сыном, нашли квартиру над лесопилкой, на одной улице с Эзрой, и поселились там в середине холодной зимы. Эзра просил меня быть помягче с Фордом и не сердиться из-за того, что он лжет.
— Он всегда врет, когда устал, — сказал Эзра. — Сегодня вечером он был вполне ничего. Вы должны понять, Хем: он врет, когда устал. Однажды вечером он был очень усталым и рассказал мне очень длинную историю о том, как в молодые годы прошел через юго-западную часть Соединенных Штатов с пумой.
— А он когда-нибудь был на Юго-Западе?
— Нет, конечно. Не в этом дело, Хем. Он был усталый.
Эзра рассказал мне, как Форд — тогда еще Форд Мэдокс Хьюффер, — не сумев добиться развода с женой, поехал в Германию, где у него были родственники. Там он, по-видимому, оставался, пока не убедил себя, что стал гражданином Германии и получил законный немецкий развод. Когда он вернулся в Англию, его первая жена не согласилась с таким решением, Форд подвергся травле, и многие его друзья повели себя кое-как. Это отнюдь не вся история, все было сложнее, и в ней участвовало много интересных людей, — сейчас все они уже не так интересны. Любой человек, способный убедить себя в том, что он разведен, и преследуемый за такую простую ошибку, заслуживал некоторого сочувствия, и я хотел спросить у Эзры, был ли Форд усталым весь этот период; но я не сомневался, что был.
— Он поэтому сменил свою фамилию Хьюффер? — спросил я.
— Было много причин. Он сменил ее после войны.
Форд стал издавать «Трансатлантик ревью». Раньше, до войны, до семейных неприятностей, он редактировал в Лондоне «Инглиш ревью», и Эзра говорил мне, что это был отличный журнал, а Форд — великолепный редактор. Теперь под новой фамилией он основал новый орган. Была и новая миссис Форд, приятная темноволосая австралийка Стелла Боуин, серьезная художница, и у них была маленькая дочь Джулия, крупная для своего возраста, белокурая и воспитанная. Она была хорошенькая, и Форд сказал мне, что чертами и мастью она — почти копия его в детстве.
У меня была необъяснимая физическая антипатия к Форду — и не только потому, что у него плохо пахло изо рта: с этим я справлялся, стараясь каждый раз занять наветренную сторону. От него исходил другой отчетливый запах, не имевший ничего общего с запахом изо рта; из-за него для меня было почти невозможно находиться с Фордом в помещении. Этот запах усиливался, когда Форд врал, и был он сладковато-едким. Возможно, Форд испускал этот запах, когда уставал. Встречаться с ним я старался по возможности на открытом воздухе, а когда надо было читать рукописи в редакции, помещавшейся в типографии Билла Берда, я забирал рукописи на улицу и читал их, сидя на стенке набережной. Я предпочел бы читать их там в любом случае — на набережной было приятно, и освещение хорошее, — но, завидев приближающегося Форда, вынужден был всякий раз выходить на воздух.
Образование мистера Бамби
Когда мой первый сын Бамби был совсем маленьким и мы жили над лесопилкой, он проводил со мной много времени в кафе, где я работал. Зимой, когда мы ездили в Шрунс в Форарльберге, он всегда ездил с нами, но когда уезжали летом в Испанию, он проводил эти месяца с femme de ménage[64], которую он называл Мари Кокот, и ее мужем, которого называл Тутоном, либо в их квартире на авеню Гобелен, 10-бис, либо в Мюре, в Бретани, куда они уезжали на время летнего отпуска месье Рорбаша. Месье Рорбаш был maréchal de logis chef, то есть старшим сержантом в военном учреждении, и, выйдя в отставку, получил мелкую вспомогательную должность. Они жили на его жалованье и на заработок Мари и дожидались его выхода на пенсию, чтобы переселиться в Мюр. Тутон занимал большое место в жизни маленького Бамби. Когда в «Клозери де Лила» было слишком людно и это мешало нам работать или я решал, что мистеру Бамби пора сменить обстановку, я вез его в коляске, а позже вел пешком в кафе на площади Сен-Мишель. Там он рассматривал людей и наблюдал кипучую жизнь этой части Парижа, а я продолжал писать с чашкой café crème. У всех были свои кафе, где они работали, или читали, или получали почту, — и туда никого не приглашали. Были у них и другие кафе, где они встречались с любовницами, и почти у всех были еще нейтральные кафе, куда могли позвать и тебя, чтобы познакомить со своей любовницей, и были обычные, удобные, дешевые заведения, куда любой мог прийти и поужинать на нейтральной территории. Здесь жизнь была организована совсем не так, как в квартале Монпарнас, где все собирались в кафе «Дом», «Ротонда», «Селект», а позже — еще в «Куполе» и баре «Динго». Об этом можно прочесть в книгах про Париж первой четверти века. Когда Бамби подрос, он научился прекрасно говорить по-французски, но был приучен молчать, а только рассматривать и наблюдать, пока я работаю. Зато, увидев, что я закончил, он, бывало, делился со мной сведениями, полученными от Тутона.
