— С футбольного поля звук, — прислушался Пас.
— Молчунья не сдается, — улыбнулся я и свернул с тропы.
Сбежав с небольшого уклона, мы увидели старый асфальтоукладчик, окутанный клубами выхлопного пара. Стояла эта техника здесь давно, наверняка с того самого дня, когда один из первых командиров базы приказал заасфальтировать вокруг поля беговую дорожку. Капот асфальтоукладчика был распахнут, из-под него виднелись упругие ягодицы и ноги Молчуньи.
Я подошел и тихонько шлепнул ее по заднице. Пас тактично отвернулся.
«Привет», — жестом показала Молчунья, высунувшись из-под капота.
«Решила оживить динозавра?» — Я дотянулся до ее щеки и вытер потек масла.
«А чего он тут стоит? Совсем заржавел. Хороший мотор, немецкий. Хочу попробовать зашлифовать коллектор и смастерить лепестковый клапан».
«Зачем?» — удивился я.
«Проверить, как это отразится на мощности. Если получится, можно и на «Ксюше» провернуть такой фокус. А вы куда?»
«Хотим Рипли пригласить на рыбалку».
«Меня возьмете?»
«Спрашиваешь! Если ты готова променять мотор на нашу компанию».
«В катере тоже есть мотор», — рассмеялась она.
«Тогда ладно. Встретимся на обеде».
Я махнул Пасу, мы добрались до пальмовой рощи и направились к расположенному на мысе бунгало. Когда-то мне казалось странным, что на острове с боевой базой разрешили устроить кабак. Но потом стало ясно, что никакой угрозы боеспособности заведение не представляет, поскольку цены хозяин установил запредельные. По праздникам, правда, тут закатывали мероприятия, но на частое употребление спиртсодержащих напитков средств хватало далеко не у всех. Рипли была исключением, она посещала бунгало почти каждый день. Где только деньги брала — непонятно. С Долговязым все ясно, у него огромная пенсия по инвалидности, а у нашей начальницы, кроме зарплаты, никаких доходов не должно быть. Однако по количеству выпитого она от него не отставала.
Мы с Пасом попрыгали по прибрежным камням и вскарабкались к ресторанчику. Над входом висела вывеска «Три сосны», хотя до ближайших хвойных деревьев было больше тысячи миль. Наверное, хозяин сделал ставку на подавляющее русское большинство этой базы. Я первым зашел внутрь и сразу увидел Рипли. Она сидела за стойкой и пялилась в бурчащий приемник так, словно это был телевизор. Видимо, у нее перед глазами возникало некое изображение, навеянное текилой в стакане. Приемник рассказывал об Алексе Шнайдере — величайшем гитаристе эпохи. Долговязого видно не было.
— Привет, — сказал я, усаживаясь рядом с Рипли.
— Что закажешь? — поинтересовался хозяин заведения.
— Томатный сок.
— С водкой?
— Нет, неразбавленный.
Хозяин фыркнул и исчез в подсобке. Пас тихонько устроился на соседнем стуле. Рипли не сводила взгляда с приемника, и я вдруг понял, что именно это устройство, а не выпивка, держало ее в кабаке. Целый год она каждый день приходила сюда слушать радио. Вдруг передадут новость, от которой все в жизни изменится — тайфун, землетрясение или война с какой-нибудь флибустьерской республикой. Это была ее единственная надежда. Я вспомнил, что и на камбузе у нее постоянно бубнило радио. У меня сжалось сердце.
— Привет, — не отрывая взгляда от приемника, поздоровалась Рипли. — Денежки завелись? Эй, Артур! Дай мне еще текилы! Денежки завелись, спрашиваю?
— Нет, соку захотелось, — соврал я. — Весенний недостаток витаминов.
— Сок — это да, — серьезно кивнула она, отхлебнув текилы. — Это жизнь.
— Еще мы хотели пригласить тебя на рыбалку, — добавил Пас. — Можно взять катер и пойти на тунца.
— На тунца хорошо, — вздохнула начальница. — Это почти охота. А что вообще на острове делается?
— Салаг привезли, — сдержанно сказал я.
— Акулу им хоть показали?
— Конечно. Мы с Чистюлей, Чоп и Гром. Было весело. Хотя без Долговязого ничего бы не вышло — это он акулу поймал.
Рипли ностальгически улыбнулась.
— Нам тоже акулу показывали.
«Ни фига себе! — подумал я. — Сколько же лет этой шутке?»
— Так что, пойдем на тунца? — Пас не дал разговору уйти в другое русло.
— Нет, — покачала головой Рипли. — Я лучше дождусь Долговязого.
— Зря ты так много пьешь, — сказал я напрямую.
