— Иногда говорят. Но я следую неписаному закону подводной охоты. Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову.
Мы протиснулись в люк. Молчунья тронула броневик и, не дожидаясь, пока все рассядутся, погнала его по бетонке в сторону моря. Я ухватился за брезентовую петлю, обалдело глядя назад — пена у погрузочного люка была сметена лопаткой, а возле створок лежали не три ящика, как раньше, а всего два. Оба целые.
«Это не отходы, — с тревогой подумал я. — В пустыне их зарыть было бы проще, чем таскать с собой. И через тысячу лет никто не нашел бы».
Оставалось одно — наркотики. Разбитый ящик Жаб закопал, поскольку ту часть груза спасти уже невозможно. А оставшееся забрал с собой.
Бетон дороги стонал под грубым протектором огромных колес, знойный ветер врывался в пробоины и проемы люков. Рипли вколола Пасу еще одну дозу обезболивающего, и они замерли на скамье, глядя на поредевшие ящики.
— У меня гравилет на локаторе, — хрюкнул динамик голосом Жаба. — Подъезжаем.
Через минуту над нами промелькнула огромная тень, визжа турбинами и поднимая в воздух тучи песка. Амфибия съехала с дороги на солончак. Здесь соль оказалась свежей, белой и яркой, так что невозможно было смотреть, не щурясь. После остановки я первым выбрался из отсека, глядя, как заходит на посадку транспортный гравилет. Больше всего он был похож на угловатого железного паука с турбинами вертикальной тяги на каждой из лап, с прозрачной головогрудью кабины и кубообразным бронированным брюшком. Покачиваясь, словно на паутине, он медленно опускался, раскаляя солончак до образования лужицы-миража, над которой маревом дрожал воздух. Наконец опоры коснулись грунта, турбины начали медленно затихать.
Жаб распахнул дверь командирской кабины.
— Давайте к гравилету! — махнул он нам. — Там кок с базы привез всем горячее и воду. Механикам не мешать, они сами справятся.
Нас не надо было упрашивать, но меня гнала вперед не только жажда — я никогда еще не был внутри гравилета. Забравшись по откинутой сходне, я увидел просторный транспортный отсек, заставленный у стен ящиками с патронами, бронированными листами, частями подвески и двигателя, трубами, кронштейнами…
— Проходите дальше! — махнул нам кок, выглянув в дверной проем. — Сюда будут амфибию загонять на ремонт.
Вслед за ним мы пробрались в крохотную, но уютную кают-компанию, обставленную в стиле древнего деревянного судна.
— Садитесь, — он указал нам на кресла.
Пока кок подавал обед, к нам присоединились Жаб и Молчунья.
— Она немая, — шепнул я Пасу.
— С чего ты взял?
— Видел, как они с Жабом говорили на Языке Охотников, — соврал я.
Чашки и тарелки на столе вздрогнули и медленно поползли к краю — это механики загоняли нашу «Ксению» в бокс. Но через минуту все стихло, и мы налегли на еду и питье. Лишь иногда из-за обшитой деревом переборки доносились скрежет, лязг металла и шипение плазменной сварки. Я млел не только от возможности поесть и попить, но и от свежего, прохладного кондиционированного воздуха. В телевизоре что-то наперебой кричали арабы, споря за столом в студии. Жаб слушал и тихонько посмеивался. Я так и не понял, фильм это был или передача.
Через час в кают-компанию протиснулся командир группы механиков.
— Ну, мы вас подлатали малость, — сообщил он. — Заменили пулеметы и установили новый зенитный ракетомет. Аппараты «ГАДЖ» в нишах почти все убиты, но мы их с собой не брали, так что замены нет. Два скафандра выжили при обстреле, можете пользоваться. Патронами и ракетами забили вас под завязку, климат-контроль починили. Вообще там есть еще над чем поработать, но с базы нам дали команду к срочному взлету, извини, Огурец. Из Атлантики идет сильный шторм, не хотелось бы попасть в пыльную бурю. У нас на борту сам знаешь кто. Кстати, надо по-скорому это дело обставить. Так что я выгоню броневик, а ты выводи своих строиться.
Он окинул нас хитро прищуренным взглядом и пропал в полутьме коридора. Жаб поднялся из-за стола.
— Экипажу «Ксении» через три минуты строиться возле броневика. Форма уставная, касается всех, — он посмотрел на Молчунью и Рипли. — Не забудьте заправиться, а то поясничку простудите. Все!
