Честно говоря, мне не очень хотелось стоять в полуразрушенном квартале окраины с чемоданом денег. К тому же ситуация была до предела нервозной, а у меня в таком состоянии начинают рождаться недобрые мысли. Всего нескольких логических умозаключений мне хватило, чтобы понять, каким хитрецом оказался наш ресторанщик. Я понял, почему ребята Мигеля не выпотрошили нас на мосту, а довезли до ювелира — они нас использовали, переложив на наши плечи опасность продажи алмаза. Теперь же, когда у нас в руках не камень, который чрезвычайно сложно продать, а пачки купюр, как раз и следует остерегаться внезапного нападения.
Спрятав руку за спину так, чтобы Артур не увидел, я несколькими жестами передал товарищу свои предположения.
«Что будем делать?» — спросил Пас.
У меня чаще забилось сердце. Я понял, что прямо сейчас следует принять решение, от которого, возможно, будет зависеть наша жизнь. И принять это решение мне было очень непросто.
«Вырубаем Артура и уходим, — показал я. — Путь до порта пешком будет безопаснее, чем с головорезами Мигеля».
Пас посмотрел мне в глаза, словно пытаясь понять, верно ли я все просчитал, затем резко развернулся и шарахнул ресторанщика кейсом по голове. Тот рухнул на четвереньки, и мне пришлось добить его ударом локтя в затылок.
— Осторожнее! — остановил меня Пас. — Убьешь ведь!
— Так ему и надо, собаке!
— Но у тебя нет никаких доказательств его вины. Только предположения.
Это меня остудило.
— Хочешь дождаться доказательств? — хмуро уточнил я.
— Нет. Давай затащим его в развалины, и надо отсюда двигать.
Я усмехнулся и потащил бессознательного Артура в разрушенный дом. Пас не выпускал из рук чемодан, так что помощи от него было не много. Управившись с этим делом, мы скорым шагом миновали четыре квартала, а затем пошли спокойнее, чтобы привлекать к себе поменьше внимания. Ну, насколько это возможно, конечно, когда идешь в легкомысленной одежде с металлическим кейсом в руке.
Еще через два квартала до меня дошло, что мы вырвались невредимыми, да еще и с деньгами. Чистая победа!
— Офигеть можно, как мы провернули это дельце! — хлопнул я товарища по плечу. — А?
— Как в кино, — сдержанно согласился он. — Но, пока не доберемся до центра, не стоит расслабляться.
— Кстати, как ты собираешься распорядиться деньгами?
— Отправлю матери переводом из первого попавшегося банка.
— Это правильно. Ну а себе-то возьмешь хоть немного?
— Конечно. Возьмем на двоих пятьдесят тысяч. А? На базе нам этого хватит лет на десять, если питаться только в «Трех соснах».
— Хватит. Только «Сосны» теперь скорее всего закроют.
— Может, и нет. Может, у Артура и не было никакого плана. На всякий случай надо отсчитать положенные ему десять процентов. Если что, передадим с извинениями.
— Главное, чтобы начальство на базе не застукало нас с деньгами.
— Спрячем в дюнах, это несложно, — отмахнулся Пас. — Все равно, кроме нас и Молчуньи, там никто не бывает.
Последняя фраза меня озадачила.
— Что значит «нас»? — удивился я. — И откуда ты вообще знаешь, где мы встречаемся?
Пас замялся, но я уже и сам догадался.
— Так это с тобой она трахается, кроме меня? — рявкнул я.
— Э! Погоди! — остудил меня приятель. — Не хватало нам сейчас прямо тут подраться. Давай устроим разборки на базе.
— Я от тебя такого не ожидал. И от Молчуньи не ожидал. Вот так и узнаешь интересные вещи о старых друзьях! Гадство, а я-то думаю, чего это ты меня постоянно успокаиваешь! Черт…
— Она может выбирать, кого хочет.
— Ну да! И ссать в уши насчет великой любви!
— Разве она говорила тебе, что любит? — искренне удивился Пас.
— Конечно!
— Мне тоже, — вздохнул он.
— Так она и тебе лапшу на уши вешала! А может, и не только тебе!
Следующий квартал мы преодолели в полном молчании. Пас хмуро шагал, покачивая кейсом, и старался на меня не смотреть.
— Слушай, — остановился я. — А давай на нее вместе забьем, а?
— Это было бы ей хорошим уроком.
— Ну. Заметано?
— И ты не будешь на меня злиться?
— Обещаю, — ответил я.
— Заметано! — кивнул Пас, и мы двинулись дальше.
Из дружеских мои чувства к нему превратились в братские. Наверное, двое мужчин, спавшие с одной женщиной, пусть и в разное время, становятся в каком-то смысле родственниками. Это была странная мысль, но она занозой засела в голове.