Вошла Катерина и поставила на стол тарелки с пюре и тушенкой.
— Здравствуй, — сказал Федор, неожиданно покраснев, и справился: — Как устроилась? Хорошее место?
Первый раз он сказал ей «здравствуй» в столовой — прежде в этом не было нужды: они всегда ночевали вместе.
— Здравствуй, — помедлив, ответила Катерина.
Мельком взглянув в ее лицо, он понял: она уже обо всем догадалась. Стало трудно жевать, скулы будто свело судорогой, казалось, взгляды обеих женщин скрестились на нем, и он не мог поднять глаз. Шурочка выпила кофе и поднялась.
— Побегу на аэродром. Вика, наверно, уже там.
В садике по дорожке заскрипел гравий под ее быстрыми шагами. Неслышное присутствие Катерины Копылов ощутил всем телом, хотя она была в другой комнате. Дверь в кухню была открыта и, если бы она что-нибудь делала, он услыхал бы. Молчание становилось напряженным. Лучше всего было встать и уйти. Но он сидел за столом и тыкал вилкой в остывшее пюре. Наконец решился:
— Я пошел, Кать.
Катерина не ответила, он подождал немного и шагнул к двери.
На крыльце громко затопали.
— Выше ногу! — командовал голос Багнюка. — Сразу видно: не гоняли еще строевым.
Пятилетний карапуз в курточке и коротких штанишках доверчиво вцепился всей пятерней в заскорузлые пальцы шофера.
Увидав Копылова, Багнюк смутился.
Копылов посторонился, пропуская их, и увидел Шурочку — она держала на руках девочку. Позади всех несмело шла старуха.
— Веду вчерашних фашистиков покормиться, если что осталось.
— Катерина, нужно покормить, — сказал Багнюк. — Найдешь что-нибудь?
Катерина стояла в дверях кухни, подбоченясь. Казалось, она готова была раскричаться и прогнать всех. Но вместо этого она вдруг улыбнулась и наклонилась к мальчику. Тот выпустил палец Багнюка, оглянулся на бабку и протянул Катерине руку.
— Здравствуй, — сказал он по-русски.
Катерина судорожно стиснула мальчика. Ее нервные пальцы быстро прошлись по телу ребенка. Он нисколько не был напуган ее порывистостью, почуяв в сильных и уверенных прикосновениях чужой женщины знакомую каждому ребенку материнскую ласку.
— Ой ты, беденыш.
Она посадила детей за пустой стол.
— Ну, кормитесь, — сказал Багнюк и побежал к своей полуторке. Невыключенный мотор ее еле слышно бился. Шурочка догнала его и села рядом. Полуторка направилась в сторону аэродрома.
Дети, возбужденные сытным запахом, нетерпеливо ерзали на стульях. Сейчас они не пугались Копылова, им было не до него. Да и ему самому тоже нужно было уйти, не торчать в столовой. И он опять обозлился, что все, как есть, в последние дни, будто нарочно, подталкивают его к одной и той же мысли — о своем будущем ребенке, которого ждет Катерина. И он опять досадливо отмахнулся от этой мысли. После не будет времени подумать, что ли?
Катерина принесла три тарелки с пюре, на двух было положено понемногу тушенки, на третьей — одни выскребки из котла. Эту тарелку Катерина отдала старухе.
— Поешь и ты.
Старая немка, не поблагодарив, начала есть. Она безучастно жевала пригоревшие одонки, отрешенная ото всего, что происходило рядом, ловила прилетающие залпы канонады — должно быть по звуку узнавала места, где грохочут взрывы.
В начале девятого первые самолеты начали садиться на площадку. Бензозаправщик подруливал к стоянке, техник на ходу выпрыгивал из машины и, волоча за собою шланг, бежал к самолету…
День продолжался стремительно — ритм ему задали ИЛы и ЯКи, плюхающиеся на посадку. И без того накаленную обстановку они нагнетали требовательным ревом своих моторов. Летчики, ненадолго вырвавшись из боя, были нетерпеливы и злы. Все, кто обслуживал самолеты, охотно, даже радостно подчинялись им, безоговорочно признав на сегодня главенство пилотов, право за ними командовать, материться, угрожать…
Усидеть в пустом штабе, где была только дежурная у телефона да дремавший на крыльце часовой, Федор не мог.
Он пошел на аэродром не по дороге, а напрямую. На задах усадьбы был птичник, разделенный металлической сеткой на небольшие клетки; все они соединялись между собой зарешеченными дверьми. Ни одной птицы не осталось в живых: кто-то уже похозяйничал здесь — по задворью и в саду между кустами рябили выщипанные перья. Копылов заглянул в клетки. Пахло пометом, в жестяных поилках было сухо, лишь в одной на донышке осталось немного ржавой воды.
