— Здорово болит? — повторил Копылов.
— А-а, — удивился Никитин вопросу. — Нет… Кажется, не болит. Ты зачем тут? — без интересу спросил он. — Сестра сказала: брат. Думаю, кто бы? Нет у меня братьев.
— Ну, ты того… выздоравливай. Да назад. Если чего надо, сообщи — все можно сделать: или сам приеду, или через кого нужно пошлю, — бормотал Копылов, сознавая, что говорит ерунду, что Никитину нет уже дела ни до него, ни до всего БАО. А он-то еще шел к нему, чтобы поделиться своими огорчениями, хотел рассказать, как признался Шурочке в любви, как она разыграла его и потом уехала на попутной машине.
Никитин подал руку и вяло пожал Копылову пальцы. Когда Федор оглянулся, бывший начальник отдела ГСМ смотрел в одну точку. На его лице была полная отрешенность, словно он вовсе и не замечал голых, давно не беленных стен с разводами сырости, а видел что-то другое, свое.
Подъезжая к штабу, Копылов издали разглядел на ступеньках крыльца женщину, закутанную в армейскую плащ-накидку, и подумал, что это Шурочка дожидается его. Сильно застучало сердце.
Женщина поднялась навстречу.
— Почему так долго? — услыхал Федор голос Катерины.
Он вылез на подножку и вытянул из кузова Шурочкин полушубок.
Несколько раз хлопнул им о борт, вытрясая из меха набившийся гравий.
— Ты зачем здесь? Спала бы в тепле. Охота сидеть на ветру!
Он спрыгнул на землю и мимо Катерины вбежал на крыльцо. Дежурный по штабу поднялся навстречу. Федор бросил полушубок в угол.
— Завтра передашь в санчасть Синькову или Чабанец, — сказал он.
Катерина едва поспевала за ним. До их квартиры было недалеко.
— С Тосей запозднились, картошку чистили. Рассказывают, от нас в двадцати километрах полуторка подорвалась. Свернули на проселок, а там — мины. Никто не знает, чья машина. Я бы все равно не заснула, — объясняла Катерина, с трудом выговаривая слова против ветра.
Копылов сбавил шаг, дал ей возможность идти рядом. Распахнул свою шинель и накрыл Катерину полой.
— Очумел. Зачем ты? Такой ветер! — воскликнула она, но сама прижалась к нему.
Последний поворот перед деревней Вальдхаузен. Свет автомобильных фар скользнул по фанерной стрелке-указателю «Хоз. Гилитюк — 4 км» и застрочил по яблоням. Тени стволов слетали под откос дорожной насыпи.
Ни Копылов, ни Багнюк не расслышали выстрелов. Щелкнуло лопнувшее стекло — можно было подумать, что в смотровое окошко тюкнулись ослепленные фарами ночные жуки — две пробоины пришлись как раз на середину стекла.
Багнюк погасил свет и надавил тормоз. Полуторка протащилась еще немного на застопоренных колесах. Оба одновременно вывалились из кабины.
Солдаты маскировочного отделения повыпрыгивали через борт, залегли в кювете. Старшина Брызгалов, начальник маскслужбы БАО, ткнулся носом в суглинок рядом с Копыловым. Сухой треск автоматной очереди раздавался почти рядом. Пули бились в землю, стучали по веткам в кустах. В темноте автоматчик уже не видел цели и стрелял наугад.
Следом за штабной полуторкой шла колонна из пяти автомашин. Свет от переднего грузовика пробивался в прорези молчаливого леса. Машина приближалась к опасной черте. Копылов выбежал наперерез. Нудно взвыли тормоза.
— Гаси фары!
Солдаты аэродромного взвода высыпали из кузова, без команды открыли пальбу.
— Отставить! — приказал Копылов.
Прекратили огонь и с той стороны. Вдалеке на шоссе почудился топот. Федор стрельнул лучом фонарика вдоль дороги — нечеткая изломанная тень метнулась в кусты.
— Стой! Стрелять буду!
Несколько винтовочных выстрелов поспешно раздались вслед беглецу.
Приглядевшись, можно было увидать двухэтажный дом с островерхой черепичной крышей. За деревьями не было видно окон нижнего этажа. Наверху, откуда недавно стрелял автоматчик, смоляной гладью светились остатки разбитых стекол.
Подошла последняя машина и стала впритык позади.
— Что здесь произошло? Куда все подевались? — недоуменно спросила Шура Чабанец, выйдя из кабины.
— Не стой там — ложись! — крикнул Брызгалов.
Копылов подскочил к Шуре.
— Нас обстреляли! — прошептал он тревожно и радостно и за руку стащил ее в кювет.
Они лежали рядом, он не выпускал ее руку. В воздухе к запаху бензина все отчетливей примешивался терпкий настой смолевой клейковины молодых листьев.
