— Мы так и будем отсиживаться в канаве до рассвета? — спросила Шура, поднявшись на ноги и отряхивая с гимнастерки и юбки налипший мусор.
Копылов тоже встал: теперь, когда она поднялась в рост, было бы позорно прятаться в кювете. Странное дело, хоть их и обстреляли, но он сам почему-то тоже не верил, что опасность серьезна. К ним присоединились Брызгалов и Игумнов. Багнюк шепотом позвал их к своей полуторке. Все по очереди нащупали пробоины в стекле.
— В самом деле: стреляли, — признала Шурочка.
— Сколько отсюда до передовой? — спросил Игумнов, озираясь в темноте.
Точно этого никто из них не знал. Утром, получая задание, Копылов перенес на свой планшет с оперативной карты начальника штаба извилистую пунктирную черту — линию фронта по вчерашней сводке. Деревня Вальдхаузен попадала восточнее черты почти на три сантиметра — пятнадцать километров. Но было ли так и теперь, никто не мог поручиться. Копылов вспомнил, что за последние четверть часа, с тех самых пор как они свернули на юг от магистрального шоссе, не встречалось ни одного автомобиля. Да и сейчас ниоткуда не доносилось гула моторов. Это настораживало. Хотя, если не считать недавней автоматной очереди, ничто больше не напоминало о близости передовой.
— Двадцать километров, — наугад сказал Копылов, чтобы успокоить остальных.
— Кто же стрелял? — Игумнов еще раз нащупал кругляши пулевых пробоин. Он старался держаться вплотную к кузову, где было больше тени и хоть с одной стороны была защита.
Солдаты поднимали головы из кюветов, прислушиваясь о чем говорят офицеры. Нельзя было дальше томить людей неизвестностью и бездействием. Копылов сознавал это, но не знал, что предпринять. Если деревня в самом деле занята немцами, оставаться у них под носом на шоссе с плохо вооруженной командой опасно. Поворачивать назад, чтобы отъехать подальше в тыл и там разузнать обстановку, тоже — мало хорошего: пока машины станут разворачиваться, немцы могут открыть огонь.
— Вот что: ты оставайся за старшего, — сказал Федор, трогая Игумнова за плечо. — Я пойду в разведку.
Это было, конечно, не лучшим решением для начальника команды — Копылов отдавал себе в этом отчет, — но ничего другого ему не пришло в голову.
— Дать тебе кого-нибудь в помощь? Хочешь, из своего взвода назначу, — предложил Игумнов.
— У тебя же во взводе одни чмошники — ни одного фронтовика. Куда уж им в разведку. — Копылов нарочно при Шурочке напомнил про фронтовиков: ведь из всех них, кроме него, никто не был на передовой.
Вначале он шел по асфальту, на ходу приготовляя пистолет. Он еще слышал, как перешептываются солдаты позади него, потом тишина замкнулась за ним. Он прыгнул в кювет и, пригнувшись, побежал вперед, словно по ходу сообщения. Слева у края шоссе из темноты выдвинулась черная тумба. Он распластался в рытвине, изготовившись стрелять. Тумба оказалась бензоколонкой. Дальше он пополз.
Он подкрадывался уже к ограде, когда позади услышал сопение. Чья-то тень мелькнула в кустах, припала к земле.
— Это я, — прошептал Багнюк.
Федор убрал палец со спускового крючка.
— Кто тебя отправил?
— Никто — сам. Вдвоем веселее будет.
— Хочешь на пулю напороться?
— Нет. Не хочу. Дома пацаны ждут.
До окон первого этажа, скрытых за жалюзи, оставалось совсем немного.
— Будь пока здесь, — прошептал Копылов и перемахнул через тихо зазвеневшую стальную решетку.
Не успел еще оглядеться, как решетка взвизгнула вторично — Багнюк прыгнул через ограду, гулко бухнув в землю каблуками.
Чужой дом совсем не походил на деревенскую избу. Наверху окна были поменьше чем нижние и почти все разбиты.
Они подождали немного, потом Копылов вбежал на крыльцо. Дверь была на замке. Они обошли вокруг.
В полуподвале под домом помещался небольшой гараж. Створки железных ворот были распахнуты. Федор посветил внутрь: старенькая легковушка без колес стояла на чурках-подставках. Вдоль задней стены тянулись полки с инструментами.
По водосточной трубе Копылов влез на карниз, чуть выступающий над первым этажом. Одно из окошек наверху было раскрыто. Оно вело в ванную. Федор почему-то был уверен, что дом пуст — тот, кто обстрелял их, давно убежал в лес — и без опаски ходил по пустым комнатам и коридорам. Только шорох бумаги под ногами да вздыбленные сквозняком гардины пугали его.
