Он распахнул окно. Багнюк, держа карабин наизготовку, сторожил внизу.
— Зови остальных! Пусть заезжают — никого нет.
Все шесть машин поместились во дворе позади дома. Выставили усиленный наряд часовых и патрулей. Люди на ночь устроились в одном доме: внизу аэродромный взвод Игумнова и отделение маскировщиков, наверху — Шура Чабанец с амбулаторией и радистки, одну комнату Копылов приберег для себя.
Наскоро прибрались, повыкидывали в окна сломанную мебель. Разбросанные по всем комнатам, затоптанные еще до них белье и одежду позапихивали в пустые гардеробы. Кто-то обнаружил за батареей ношеный офицерский мундир со свастикой на рукаве.
Кроватей и диванов хватило только тем, кто должен ночевать наверху, для Игумнова и старшины Брызгалова солдаты притащили два дивана из другого дома. Остальные полегли вповалку, разостлав на полу брезенты и маскировочные сети. Было уже заполночь, поэтому все быстро угомонились. Четверых солдат, назначенных на подмену часовых, Игумнов заставил обшарить все закоулки.
— Вдруг кто прячется.
Он оказался прав: на чердаке скрывалась старуха немка и двое детей, мальчик и девочка. Малыши цеплялись за бабкину юбку, ошалело поглядывали на окруживших солдат и от страха не решались плакать. Старуха руками прикрывала головы детей и, быстро тараторила по-немецки. Вся сила, какая сбереглась еще в ее сухом костлявом теле, переместилась в светлые глаза, сверкающие испуганно и воинственно. Она быстро сообразила, кто старший, и обращалась только к Копылову. Он немногое успевал понять из ее слов. С трудом составил одну фразу по-немецки:
— Вер шиссен?
— Verstehe nicht! — поспешно воскликнула старуха.
— Вер шиссен? — повторил Игумнов и, подскочив к окну, выставил в улицу свой автомат. — Пах-пах-пах, — пояснил он.
Старуха, видимо, догадалась, о чем спрашивают, и начала быстро говорить, поясняя торопливыми жестами, будто боялась, что ей не позволят закончить.
Главное, что она хотела сказать, Копылов разобрал. Стрелял по ним немецкий обер-лейтенант. Он, раненый, отстал от своих и скрывался в доме. Когда услыхал, что русские близко, начал отстреливаться, но она прогнала его из дому, она не хотела, чтобы из-за него пострадали дети.
Куда-то нужно было поместить их на ночь, и Копылову пришлось уступить комнату, оставленную для себя.
Старая немка и хотела, и боялась поверить, что русские не причинят им вреда, не отпускала от себя малышей и продолжала твердить, что дети ни в чем не виновны, что она сама прогнала обер-лейтенанта из дому.
Копылов взял малыша на руки, чтобы поднять наверх, и ощутил ладонями тепло детского тела даже через вельветовую курточку. Ребенок неистово задрыгал ногами. Пришлось отпустить его. Мальчик тотчас уцепился за старухин подол.
Должно быть старуха решила, что русские хотят взять ее и детей заложниками взамен сбежавшего офицера. Теперь, когда Федор присмотрелся к ней, он понял: она не очень и стара — война и заботы прежде времени износили ее. Держалась она одним только стремлением защитить внуков. Видно, уже так полагалось: в войну заботы о детях доставались старухам.
Внизу солдаты подняли гвалт, даже многие из тех, что уже спали, повскакали. Двое настырных бойцов из отделения маскировщиков разнюхали в подвале тайник, где был замурован бочонок виноградного вина. Сейчас он стоял на полу посредине комнаты. Лейтенант Игумнов босой, в распоясанной гимнастерке — он приготовился уже спать — снимал пробу. Отпил половину стакана и оглядел притихших солдат.
— Гадость, — вынес он приговор и перекривил рот.
— Вроде кваса, — подтвердил солдат, из тех что затаскивали бочонок. Они еще в подвале вышибли пробку и проверили вкус и крепость вина.
Боец из маскировщиков — наверно, он нашел тайник, поэтому признавался другими хозяином бочонка — налил стакан Копылову. Пока Федор пил, все с молчаливым любопытством ждали. Вино в самом деле было слабое и кислое. Копылов распорядился вкатить бочонок наверх и запереть в ванной комнате.
— Завтра в обед вместо компота пойдет, — решил он. — А теперь: отбой! Всем, кроме бодрствующей смены.
— Здесь что-то нацарапано на железке, — солдат показал на металлическую пластинку, привинченную шурупами к верхнему днищу.
