Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - страница 39
Веком позже другой очевидец[118] создаст живописную, но малоутешительную картину, описывая верховные суды и «великие дни», или заседания, Парижского парламента. На них идут толпой; говорят здесь так, как возможно это делать среди гомона людей, пришедших сюда кто из любопытства, кто от нечего делать, кто затем, чтобы интриговать и заискивать перед людьми с положением, иные — чтобы судиться, а большинство — чтобы выручить денег. Но беда тому, кто судится, если у него нет полной и сговорчивой мошны: защищай он хоть Священное писание с Евангелием, его все равно пригвоздят к позорному столбу, едва противная сторона подкупит судей.
Рассказывают, что в Лотарингии, где свирепствовало крючкотворство и процветали плутни в судопроизводстве, законники, в числе прочих дьявольских изобретений, додумались вызывать противников своих клиентов в суд в места с двусмысленными названиями, чтобы иметь возможность их осудить в одном месте в связи с неявкой, тогда как те приходили в другое[119]. Но подобных приемов хватало и в других провинциях. Вот горькая и гневная жалоба на адвокатов, прокуроров и нотариев, написанная человеком, не имевшим причин хвалить их.
Вызвать человека в суд, — заявляет эта жертва юстиции[120], — все равно что избить его. Тебя отправят судиться в Реймс, судиться в Рим и велят рассылать за свой счет во все епархии письма и копии, вызовы в суд и прошения. Нет столь малого дела, чтобы эти люди не сумели превратить его в большое, будь то оскорбление или злословие, просрочка платежа или наследство, расторжение брака или неоплаченный счет, ссора или драка. Тот, кто решается судиться, быстро разоряется; когда же ты предстаешь перед судом, как бы бедно ты ни выглядел, судейские сумеют обобрать тебя — лишь бы у тебя был хоть один денье, чтобы его выманить.
— Ну, — говорит законник, — развязывайте ваш кошелек! Что у вас за насупленный вид! Не заставляйте себя упрашивать!
— Но, сеньор, уверяю вас, мы люди бедные: сеньор, удовольствуйтесь этими двенадцатью денье.
— На это, — отвечает мэтр, — мне не купить для себя и вина к обеду. Черт возьми того, кто возьмет ваши двенадцать денье и займется вашим делом!
— Святая Мария милосердная, как вы требовательны!
— А вы прикидываетесь несчастным!
Он забирает деньги и продолжает:
— Гляньте-ка в полу вашего платья: вы там найдете кой-какой запас.
Клиент, боясь ему возражать, сразу же показывает ему подол своей рубахи (в отсутствие кошелька туда часто клали деньги, мелкие суммы, завязывая в узелки).
— Смотрите же, сеньор, у меня больше нет ни полушки, и я не знаю, как теперь буду обедать. У меня больше нет хлеба и трое маленьких детей. Клянусь всеми святыми, я молю Бога, чтобы выйти отсюда и остаться живым. Смотрите: мои башмаки все в дырках.
— Побасенки, побасенки, приятель! — говорит адвокат. — Вы же обещали заплатить мне, как я потребую. Гляньте себе в платье: мне нужно двадцать турских ливров, а то я брошу ваше дело. Все вы одинаковы, всегда брюзжите. Изображает неимущего, а у самого два или три узелка. Ну же, выкладывайте деньги!
— Сеньор, клянусь вам, у меня больше ничего нет.
— Вы издеваетесь надо мной.
— Сеньор, у меня больше ничего нет.
— Тогда убирайтесь. Ей-богу, если вы снова явитесь, не взяв с собой больше, вы придете зря!
Так обращались с бедняками, вызванными в суд. Кто взимал с них деньги за подпись, кто за составление текста; один требовал оплатить ему разъездные, другой — пропитание; уладив дела с письмоводителем, надо было идти к чиновнику, хранящему печать, и платить ему за воск на вес золота; так обеспечивали себе постоянный доход все конторские чиновники.
