Вот этот[110], произнеся несколько каббалистических формул, продолжает наставительным тоном: «Добрые сеньоры, в сем земном мире есть пять вещей, в отношении каковых достойный муж должен вполне верить своей достойной жене, если она говорит их ему. Первая: когда, посадив ее в печь, нагретую для выпечки хлеба, он спрашивает: "Сестрица, как вы себя чувствуете?", а она отвечает: "Сударь, мне не холодно". Конечно, ему следует верить ей. Вторая: когда, посадив ее в мешок, завязав его и бросив с моста в реку, он спрашивает: "Сестрица, как вы себя чувствуете?", а она отвечает: "Сударь, я не ощущаю жажды". Опять-таки ему следует ей верить. Третья: когда, видя ее в родовых схватках, он спрашивает: "Сестрица, как вы себя чувствуете?", а она отвечает: "Сударь, мне больно". И снова ему следует ей верить. Четвертая: когда он спрашивает: "Сударыня, что вы сегодня будете делать?" и она отвечает: "Сударь, я вас прогневлю". Ему вполне следует ей верить: она не преминет это сделать. Пятая…» Пятую мы здесь привести не можем.
Наконец, наговорив каламбуров и всякого вздора, он в заключение переходит к похвале «царице трав»:
«Эту траву принимайте семь дней и семь ночей: три раза в день, натощак, и один раз вечером, перед сном. Говорю вам, что потом вы сможете и подниматься и спускаться, и сидеть и бегать, и у вас никогда не будут болеть ни руки, ни ноги; ваши глаза не будут слезиться, голова не будет болеть, говорить вы будете целый день, как я. Не будет ни свищей, ни мигреней, ни язв, ни бубонов, не будет течь из ушей!.. Я не из тех, кто погубит душу, лишь бы сбыть товар. Пусть берет, кто хочет; кто не хочет, не бери. Я не буду давать новых клятв сверх тех, которые уже дал».
6. Судейские
Лекари и шарлатаны — мудрые и глупые, жадные до наживы и нежадные — в конечном счете интересовали обычных людей лишь постольку, поскольку те сами прибегали к их помощи; поэтому их высмеивали, но ненависти к ним не испытывали. Но возможность избежать когтей судейских чиновников не всегда зависела от доброй воли человека, и потому их боялись и ненавидели.
Агенты королевской власти, обязанные вершить суд или взимать налоги, играли неблагодарную роль, делая ее еще неблагодарней своей жестокостью и своими бесчинствами. Лесники и дорожные смотрители наводили ужас на крестьян. Прево, приставы и сами мэры[111] проявляли такую требовательность, когда речь шла о податях или барщине, суд их был столь суров, столь слеп и столь пристрастен, что они выступали в качестве пугал. Их называли пиявками и адскими воронами[112]. Им приписывали всевозможные притеснения и вымогательства, и сочинители анекдотов внимание им уделяли в избытке. Рассказывали, что один бальи как-то предложил графу ради получения денег продавать солнце над его землями, аргументируя это так: «На всей территории ваших доменов, сеньор, женщины сушат и выбеливают на солнце свои простыни; оцените простыню в двенадцать денье и увидите, какой получите доход»[113]. И не все эти истории заканчивались столь же правильно с моральной точки зрения, как история о прево графа Маконского, который, увидев в поле корову, приказал одному из своих служащих: «Возьми эту корову» и тотчас был разбит таким параличом, что отныне, раскрывая рот, только и мог сказать: «Возьми эту корову»[114].
Но независимо от злоупотреблений, в которых были виноваты исполнители судебных решений, недовольство и жалобы вызывала деятельность самих судов и судей. Сколько лживых заключений по результатам следствия и по прошениям! Суд парламента воздает должное согласно закону; но уважают ли этот закон король и его люди? Миссия судей — добиваться соблюдения законов; но сколько их самих за деньги извращают дело! Бальи, прево, виконты, официалы и викарии все понимают, но едва им в кошель прыгнут монеты, они сумеют тут же все уладить. А что говорить о нотариях, искажающих факты в своих записках, о прокурорах, разжигающих конфликты, вместо того чтобы их разрешать, и особенно об адвокатах — настоящем биче[115]!
С конца XII в. правоведение занимает все больше места и в учебе, и в жизни. Возрождается обучение юристов по древнеримскому образцу. С XIII в. оно привлекает в университет массу студентов и практически становится основой всего судебного механизма, который быстро засоряют бесчисленные трудности процедуры. Те, кто нашел себе место в этой новой и уже сложной машине, быстро приобрели отвратительную репутацию
