| Хозяин винной лавки задержал шаг и, стукнув кулаком по стене, громко выругался. |
| No direct answer could have been half so forcible. | Вряд ли любой другой ответ прозвучал бы убедительнее. |
| Mr. Lorry's spirits grew heavier and heavier, as he and his two companions ascended higher and higher. | По мере того как они все трое поднимались все выше и выше, на душе у мистера Лорри становилось все тяжелей. |
| Such a staircase, with its accessories, in the older and more crowded parts of Paris, would be bad enough now; but, at that time, it was vile indeed to unaccustomed and unhardened senses. | Даже и теперь в старых парижских кварталах лестница густонаселенного дома со всем тем, что ей неизменно сопутствует, представляет собой весьма непривлекательное зрелище. Но в те времена для человека непривычного у которого чувства еще не успели притупиться, это было нечто совершенно омерзительное. |
| Every little habitation within the great foul nest of one high building-that is to say, the room or rooms within every door that opened on the general staircase-left its own heap of refuse on its own landing, besides flinging other refuse from its own windows. | Из каждого жилого угла этого огромного, набитого битком смрадного лежбища, разместившегося внутри многоэтажного дома, другими словами, из каждой квартиры или каморки, дверь которых открывалась на общую лестницу, весь мусор, если не считан, того, что швыряли прямо в окно, выбрасывали на площадку. |
| The uncontrollable and hopeless mass of decomposition so engendered, would have polluted the air, even if poverty and deprivation had not loaded it with their intangible impurities; the two bad sources combined made it almost insupportable. | Эти слежавшиеся кучи никем не убиравшегося гниющего мусора сами по себе достаточно отравляли воздух, а нищета и нужда привносили в них свой непередаваемый смрад. В результате получалось нечто совершенно непереносимое. |
| Through such an atmosphere, by a steep dark shaft of dirt and poison, the way lay. | Сквозь вонь, висевшую в темной, узкой, как колодец, насыщенной миазмами лестничной клетке, надо было подняться на самый верх по каменной крутой грязной лестнице. |
| Yielding to his own disturbance of mind, and to his young companion's agitation, which became greater every instant, Mr. Jarvis Lorry twice stopped to rest. Each of these stoppages was made at a doleful grating, by which any languishing good airs that were left uncorrupted, seemed to escape, and all spoilt and sickly vapours seemed to crawl in. | Охваченный чувством тревоги и невольно заражаясь все усиливающимся смятением своей спутницы, мистер Лорри уже два раза останавливался перевести дух; и оба раза у мрачного, заделанного железной решеткой оконного пролета, через который едва ощутимые токи случайно задержавшегося свежего, неиспорченного воздуха словно стремились ускользнуть, а все тошнотворные зловонные испарения, точно стекаясь отовсюду, так и норовили ворваться внутрь. |
| Through the rusted bars, tastes, rather than glimpses, were caught of the jumbled neighbourhood; and nothing within range, nearer or lower than the summits of the two great towers of Notre-Dame, had any promise on it of healthy life or wholesome aspirations. | Через заржавленные прутья решетки можно было не столько созерцать, сколько обонять скученные громады домов. И вплоть до величественных башен собора Парижской богоматери, видневшихся вдали, все, что ни громоздилось кругом, было так же неприглядно, невзрачно и не сулило никаких надежд. |
| At last, the top of the staircase was gained, and they stopped for the third time. | Наконец они дошли до верхней площадки и в третий раз остановились передохнуть. |
