Один человек слева. Это только помощник, это не убийца, и Повелитель мимоходом разделался с ним движением пальца, обрушив из-под потолка какую-то тяжелую трубу. Убийца справа, в комнате за приоткрытой дверью. Не беда, что в маленьком осколке совсем уже не осталось сил, ведь есть еще руки. И он сжал их на горле убийцы. Сдавил сильно, еще сильнее, что бы не чем было дышать проклятой твари...
Лайвен резко пришел в себя. Его держали за руки, пытались разжать их, ему кричали, что бы он опомнился и вот уже кто-то нацелился садануть ему в скулу, что бы привести в чувство. Он ослабил хватку, и его сейчас же отодрали от Ужа, оттащили, затиснули в угол. Он не сопротивлялся. В комнате было полно полицейских, знакомых и не очень знакомых ребят из разных патрулей.
- Все, уже все, - сказал он им. - Отпустите, я в порядке...
Его отпустили.
- Ну, ты даешь, приятель, - сказал кто-то. - В тебя стреляли двенадцать раз, а ты хоть бы пригнулся!..
- Мы кричали, но ты же не слышал ни черта. Что на тебя нашло?.. - подхватил другой.
- Все в порядке, ребята, спасибо, - бормотал Лайвен, стараясь протолкаться к выходу.
На улице его охватил озноб, и он обнаружил, что мокрый, как мышь. Он прислонился к стене и постоял немного, приходя в себя.
Мимо провели закованного в наручники Ужа.
Лайвен заметил, что до сих пор держит осколок в кулаке, и мельком взглянул на него. Это больше не было зеркало. Теперь это был просто кусок прозрачного стекла...
И глядя на него, Лайвен вдруг ясно понял, что сегодня последний его день на этой стороне...
Было страшно даже подумать заехать в участок, и Лайвен, послав к черту предложенного ему сопровождающего, прямо на патрульной машине отправился домой. Подальше от расспросов, шума, неуместного сочувствия и назойливого восхищения, сейчас все это было совершенно не выносимо.
Дома он, не поздоровавшись с каким-то знакомым дядькой, кажется соседом с нижнего этажа, спотыкаясь о ступеньки, кое-как добрался до своей квартиры и долго соображал над ключом.
Он тщательно закрыл за собой дверь и, не снимая обуви, принялся бесцельно шататься по квартире. Потом он как-то незаметно для себя оказался в ванной, где стал машинально откручивать краны, все какие есть.
Ему было о чем подумать, но в голове было пусто, и он старательно поддерживал это состояние. Не хотелось ему сейчас думать. Ни о чем. И лучше всего сейчас подставить голову под кран с холодной водой... Вот так... И что бы попало в нос и потекло за шиворот. И глотнуть этой чистой холодной воды... Тьфу, какая гадость!..
Он выплюнул воду и взял полотенце. Этой воде было далеко до родниковой. Он вдруг с поразительной ясностью вспомнил вкус настоящей родниковой воды и сейчас же понял, что зря. Ему нужно было остаться в этом мире, и ни чего не должно было тянуть его обратно, туда, откуда он ушел по собственному желанию, и немало потрудившись для этого.
Некоторое время он тщательно тер голову, а когда понял, что и это не поможет, отшвырнул полотенце и, аккуратно причесавшись, прошел в прихожую к большому во весь его рост зеркалу. Он купил его восемь лет назад, сразу, как только разобрался в системе здешних денег. К тому времени у него уже была квартира и все что в ней находится, но ее он заполучил своей властью. Зеркало было его первой настоящей покупкой. Только один раз он воспользовался им, сделав себе будущее на ближайшие шесть месяцев. Он тщательно спланировал эти шесть месяцев, которые должны были дать ему возможность встать на ноги в новом незнакомом мире, изучить законы, по которым он живет, познать его ценности. По истечении этого срока, он должен был навсегда перестать пользоваться Властью над грядущим. Он дал себе в этом слово и сдержал его. Это было трудно. Ему потребовались годы, что бы научиться видеть в зеркале свое отражение, а не источник силы и не дверь в другой мир. Это было трудно, но выполнимо.
Он почти привык за прошедшее время к такому положению вещей, а отвыкнуть оказалось так легко...
Лайвен посмотрел на себя в зеркале и усмехнулся. Это оказалось гораздо легче, чем он думал и чем ему хотелось бы. Хотя, казалось, он сделал все, что бы это было невозможно. Вся его жизнь на этой стороне была противоположностью его прошлого. Даже профессию он выбрал себе такую, о которой в своем мире не мог бы даже подумать. Следить за исполнением законов! Законы эти и сейчас иногда казались ему слишком путанными и многочисленными. На той стороне всегда существовал один единственный закон - закон Слова. И ни кому не пришло бы в голову следить за его исполнением.
