Перед пациенткой поставили глубокую тарелку с густой, дымящейся, сногсшибательно пахнущей похлебкой, которую Рыся, вытащив одну руку и выпутавшись из вездесущих мокрых волос, обжигаясь и почему-то давясь слезами, быстро съела. Особого внимания на неё не обращали. Только, пока девочка облизывала тарелку, за занавеской хмурая тётка в фартуке, которая принесла ей еду, спросила докторшу: «А платить кто будет?». Врачиха равнодушно ответила: «Всё заплачено, Джокер и Куш расстарались». И тёплая волна благодарности к незнакомым дядькам, спасшим её от страшной участи, снова вызвала слёзы, не дававшие нормально поесть. Девочка, наконец, судорожно вздохнула, вытерла мокрое лицо и отставила пустую миску. Лежанка была мягкой, одеяло тёплым, а нагретое, отмытое и накормленное тело настойчиво требовало отдыха. Рыся, не долго думая, свернулась калачиком, радуясь, что находится за занавеской и её никто не видит, и провалилась в крепкий сон, не заметив, как повариха принесла дымящуюся кружку с каким-то питьём. Тётка постояла немного рядом, покачала головой, скорбно поджав губы, подоткнула сползшее с ноги Рыси одеяло и тихо удалилась.
Рыся открыла глаза и села на лежанке. Она проснулась сразу и почувствовала дикий голод. Вокруг было что-то не так, что-то непривычное и пугающее. Во-первых, было совершенно тихо, а во-вторых … абсолютно ничего не видно. Вокруг неё была такая плотная темнота, что девочка почувствовала себя ослепшей. Никогда до сих пор она не знала, что это такое. Любые предметы или стены станций хоть немного, но фонили, и вот теперь она, как Тир. Поддавшись мимолётной панике, Рыся вскрикнула и проснулась окончательно. Конечно, темнота не была абсолютной. Серым расплывчатым пятном виднелась занавеска, отделяющая Рысю от остальной палатки. Она посмотрела на свои обнажённые руки — они ярко и привычно светились в темноте, успокоив свою владелицу. На ящике рядом с лежанкой светлым силуэтом обозначилась кружка, забытая поварихой. Девочка схватила её и жадно выпила остывший, но удивительно вкусный напиток. Есть захотелось ещё больше.
Плотно замотавшись в одеяло, Рыся решилась высунуть нос в поисках кого-нибудь живого. Видела она здесь всё-таки плохо, и поэтому чуть не наступила на тело, лежащее за занавеской. Парень, в первые секунды напомнивший Тира, по крайней мере, такой же стройный и гибкий, мгновенно проснулся и подскочил. Рыся подождала, пока перестанет бешено биться растревоженное сердце, и хмуро извинилась. Сейчас ей хотелось одного — увидеть ребят. Хоть кого-нибудь, даже грубого Парда, не важно. Незнакомец, который спросонку не сразу смог зажечь то, что служило здесь лампой, тихонечко приговаривал:
— Щ-щас, щ-щас, погоди. Главное, стой…
Рыся послушно стояла, не испытывая страха и постепенно остывая от приступа напрасной надежды. Наконец, светильник разгорелся, и Рыся разглядела круглую, густо веснушчатую физиономию в ореоле блёкло-рыжих волос пыльного оттенка. Физиономия принадлежала тощему, немного нескладному парнишке, на проверку оказавшемуся лишь на полголовы выше её самой. Он сонно щурился, насмешливо и бесцеремонно рассматривая Рысю и освещая всю сцену поднятым высоко в руке светильником.
— Это ты мутант с когтями, что ли? — несколько невежливо поинтересовалась физиономия.
— А что? — Почему-то разозлилась и смутилась девочка. Она вдруг осознала, что стоит совершенно голая, только замотанная в простыню и одеяло, с перепутанными растрёпанными волосами, босиком перед совершенно незнакомым ей представителем мужского пола. Да и ноги замёрзли.
— Да нет, ничего, мне сказали караулить, чтобы, как только ты проснёшься, тебя отвести к Старику. А ты продрыхла почти сутки. Я тут уже околел совсем. — Тут он заметил босые ноги Рыси, и взволнованно засуетился:
— Ты иди на лежанку, посиди. Я сейчас Марьмихалну позову. — И вдруг улыбнулся, хорошо так, как старому другу, — ничего не бойся, всё плохое уже позади.
И Рыся поняла, кто поставил возле неё такую странную охрану. Кто такой Старик она не имела ни малейшего представления, поэтому не очень и разволновалась. Рыся почему-то была крепко уверена, что её давешние спасители теперь не оставят её в беде. А про Старика первыми заговорили именно они.
