— Куш, Джокер, привет, — обменялся он тёплым дружеским рукопожатием со странной парочкой. — Что, опять несчастный случай? — Со смешком спросил подошедший, демонстративно стоя спиной к Монитору.
— Да, сейчас будет, — осклабил гнилые зубы Куш. — Нечаянно один хозяин гладиаторских боёв станет калекой, если выживет.
— Охромеет на правую ногу, — уточнил Джокер, смерив фигуру съёжившегося Монитора взглядом опытного гробовщика. — Ты же знаешь, я иногда предсказываю будущее.
Тут командор, наконец, оглянулся и его взгляд упал на притихшую окровавленную фигурку, бессильно поникшую на импровизированном ложе. Он присвистнул и сдвинул на затылок ковбойскую шляпу.
— Ты что, Монитор, охренел, что ли. — Возмущённо охнул невысокий, не очень заморачиваясь, чтобы придумать реакцию пооригинальней. — Тут одной ноги мало. Ребёнка? На гладиаторские бои? Девчонку? Ну ты и придурок!..
— Она мутант, правда, мутант, — блеял в конец запуганный хозяин, а Рыся вскинула огромные, наивные глаза, сделала бровки домиком и страдальчески-умоляюще взглянула на грозного командора. В метро дети быстро учатся.
А через поредевшую толпу, ловко разрезая её плечом, уже нёсся, видимо, давешний Зонтик, громко завывая: «Виу-виу-виу…», на манер машины скорой помощи, о которой многие на станции ещё сохранили достаточно отчётливые воспоминания. За «водителем», недовольно морщась, спешила худенькая маленькая женщина с профессиональным выражением на лице, казалось, говорящим: «Сейчас мы тут всех вылечим, если успеем». Но первые её слова были отнюдь не приветливыми. Ещё не добравшись до Рыси, но увидев троих друзей, она строго воскликнула:
— Опять! Вы же обещали, никаких несчастных случаев.
— Дык мы же не успели ещё, — как нашкодивший школьник оправдывался огромный Куш, как то сразу съёжившись и став меньше и моложе.
— Елена Николаевна, здравствуйте, на сей раз это не мы, — просиял одной из самых невинных улыбок Джокер. — Это вот этот урод, но он ещё целый… пока — последнюю фразу он произнёс без угрозы, как простую констатацию фактов, немного театральным жестом показывая в сторону Монитора, старавшегося быть как можно незаметнее. Елена Николаевна, за глаза прозванная Ампулой, только нахмурилась и открыла рот, чтобы ответить на это двусмысленное замечание, как её взгляд упал на скорчившуюся за спиной Джокера Рысю. Женщина ахнула.
— Вот скоты. Это кто так ребёнка? Вы что тут, совсем охренели? — Видно, это была местная национальная фраза. — Командор, а ты чего смотришь? Я понимаю, что они твои друзья, но не до такой же степени?
Понадобилось несколько минут, чтобы выяснить, что на сей раз двое друзей тут не причём; что они детей отродясь не трогали и подозрение в таком ужасном преступлении их жутко оскорбляет; что виноват во всём Монитор и ему за это нужно опять же оторвать ноги; что ребёнок практически целый, только очень грязный, измотанный и напуганный; и что её нужно отмыть, накормить, а потом отвести к Старику.
Дальнейшее Рысе запомнилось плохо. Девочка долго не могла поверить в своё избавление и была рада, что её ни о чём не спрашивали. Без Куша и Джокера она чувствовала себя неуверенно и всё время боялась, что Монитор опять придёт и предъявит на неё свои права. Елена Николаевна не была приветливой. Она, скорее, внушала измученной пленнице опасение и некоторую робость. Но дело своё врачиха знала. В большой больничной палатке Рысю приняла очень пожилая полная женщина, увела её за занавесочку, где Рысю раздели и ощупали с ног до головы опытные руки медсестры и зашедшей чуть позже Елены Николаевны. Когда выяснилось, что кроме многочисленных, но не опасных крысиных укусов, на девочке других ранений нет, её поставили в половинку большой гулкой бочки и хорошенько отмыли настоящей горячей водой с приятно пахнущим жидким мылом. Такого блаженства Рыся ещё не чувствовала. У них на станции любое топливо было в таком дефиците, что ни о какой горячей воде речь не шла. После этого девочку обильно перемазали какой-то едкой коричневой жидкостью, которая немилосердно щипалась, и завёрнули в дряхлую, но ещё вполне пригодную простынку и сверху в тёплое одеяло. Превратив Рысю в малоподвижный кокон, медсестра, ворча, что она не грузчиком нанималась, всё же перенесла увесистую девочку на мягкую лежанку, отгороженную от остальной палатки довольно чистой занавеской.