— Вы огорчаете меня, милейший дон Гонсало! Я так надеялся, что мне не придется… Однако вы не оставляете мне выбора.
Подглядывая в дверную щель, я увидел, как он повернулся к командору спиной.
— Совершенно случайно в мои руки попали сведения, которые могли бы некоторым образом компрометировать вас и вашу семью.
— Мне нечего скрывать.
— Боюсь, что это не вполне так. Видите ли, командор, человек, который хоронил вашу жену, сообщил мне… что в одном гробу было два тела.
Впервые я увидел на лице командора страх. Маркиз подошел к приоткрытой двери, и я отпрянул, прижимаясь к стене. До меня донеслись его слова:
— Может быть, теперь мы сможем обсудить мое предложение?
Я попытался подобраться к окну библиотеки через балкон. Однако там я обнаружил дуэнью Люпэ, которая тоже подслушивала. Возможно, командор догадывался об этой маленькой слабости, потому не доверял дуэнье и даже пытался избавиться от нее на невольничьем рынке.
Разумеется, мне было очень любопытно узнать подробности насчет двух мертвых тел (жертвы убийства?), но еще больше меня занимало одно живое тело, которое я намеревался узнать получше. Застать донью Анну без присмотра дуэньи было редкой удачей, и я поспешил вниз. В моей крови проснулся азарт охотника.
Прогулявшись по саду, я вошел в помещение, где маркиз обычно отдыхал во время сиесты. Это была моя любимая комната, и я слегка прикрыл глаза, ослепленный позолотой на стенах, покрытых резьбой, изображающей многочисленные эротические сцены из языческих мифов. Подле каждой стены стояли кушетки с изогнутыми, подобно греческим лирам, спинками. Потолок поддерживали позолоченные кедровые балки.
Оттуда, сквозь арочный проем окна, я увидел донью Анну, стоящую ко мне спиной. Мое сердце забилось, и я подошел поближе. Плотный ворс турецкого ковра приглушал мои шаги. Лицо доньи Анны было обращено в сторону пруда. Ветви большой смоковницы с неохватным стволом затеняли водную гладь и касались окна. Донья Анна пыталась дотянуться до спелой фиги. Однако огромный сочный фрукт, размером с ее кулак, висел слишком высоко. Я вскочил на выложенный плитками подоконник, вынул шпагу и отсек ветку так ловко, что фрукт упал прямо к ней в руки.
Она вздрогнула и обернулась.
— Поступок, достойный настоящего мужчины: рубить шпагой то, что можно просто взять.
В ее голосе едва ли присутствовала благодарность. Она небрежно бросила ветку с фигой на разделяющий нас подоконник.
— Но вы не могли до нее дотянуться.
— Я вовсе не нуждалась в вашей помощи.
— Приношу свои извинения. Я просто пытался завоевать ваше расположение и искал повода заговорить с вами.
— Я не настолько безрассудна, чтобы прилюдно беседовать с вами, — сказала она, глядя в сад, где за каждым кустом могли притаиться любопытные уши.
— Тогда давайте поговорим без свидетелей. — Я жестом пригласил ее пройти в комнату для сиесты.
— С таким человеком, как вы, я вообще не стану разговаривать.
— И каков же я, по-вашему?
Она молча отвернулась, и я ответил вместо нее:
— Разве не одни и те же страсти живут в сердце каждого сына Адама, будь они скрытыми, как у Авеля, или явными, как у Каина?
— Не у каждого человека репутация, подобная вашей.
— Репутация или слухи? — возразил я.
— Какая разница? — В ее тоне прозвучало полное безразличие.
— То, что люди рассказывают обо мне, иногда бывает правдой, а иногда… почти правдой.
Помимо воли она улыбнулась. Однако через мгновение выражение лица ее вновь сделалось строгим, и я понял, что для обольщения мне нужно избрать другой подход.
— Мне жаль, вчера я вынужден был вмешаться.
— Вы нажили врага в лице моего отца.
— Я пытался подружиться с его дочерью.
— Напрасно старались. Меня не интересуют ваши игры галантедоров.
— Вы правы, донья Анна, это действительно игра. Но игра честная и наиболее приятная из всех доступных развлечений.
Она повернулась ко мне спиной, однако не уходила.
— А по-моему, вы просто боитесь.
— Неправда, я не боюсь ни вас, ни вашей игры.
Она снова повернулась ко мне лицом, потому что гордость не позволяла оставить мои слова без ответа.
— На вашем месте я бы испугался.
— Равнодушие и страх — не одно и то же.
