Услыхав, как их шаги удаляются по тропинке, я снова взглянул на Леду и Зевса. Плодом их тайного союза явилась Елена Троянская. Донья Анна была не менее прекрасна, чем языческая королева. Неужели и ее красота способна принести страдания и гибель?
Я вернулся на балкон и увидел, что шествие действительно подходит к концу. Юные хористы в своих красно-желтых камзолах и белых обтягивающих панталонах, со шляпами в руках напоминали маленьких королевских стражников. Маркиз подошел и встал рядом со мной. Не отрывая взгляда от праздничной колонны, он проговорил:
— Ты разговаривал с доньей Анной в саду.
Я хранил молчание.
— Ты ведь знаешь, у меня повсюду шпионы.
— Да неужто! Вы ведете себя как ревнивый муж, — заметил я с улыбкой. — Вы просто удивляете меня, дон Педро.
— Я не желаю, чтобы ты компрометировал честное имя доньи Анны. Тебе понятно?
— А вчера в таверне мне показалось, что вы сами подталкивали меня к этому шагу.
— Я не подталкивал, а, наоборот, предупреждал.
— Итак, вы строите планы в отношении доньи Анны. Можно узнать какие?
— Мои планы касаются только меня, и я не желаю, чтобы кто бы то ни было стоял на моем пути.
— Ее отец, кажется, не в восторге от ваших намерений, — заметил я, кивая в сторону дальнего балкона, где командор стоял рядом с дочерью, и лицо его выражало крайнюю степень недовольства.
— Если у человека начинаются неприятности, приходится чем-то расплачиваться. А он потерял милость нашего короля, что очень, очень плохо для военного человека.
Маркиз поджал губы и покачал головой. Его фальшивое огорчение не оставляло сомнений в том, кому именно командор был обязан утратой королевской милости.
— Вы на редкость бессердечный человек, дон Педро, — сказал я, и маркиз самодовольно усмехнулся.
— Однако моя жестокость не сравнится с жестокостью инквизитора, — сказал он.
В это время на площади как раз показался верховный инквизитор. Подобно остальным епископам, он был одет в пурпурную мантию, но, в отличие от остальных, восседал на носилках под алым, расшитым золотом шатром. Кроме тех четверых, которые держали на плечах носилки, рядом находились еще двое, один из которых обмахивал инквизитора веером, а другой нес зеленое знамя инквизиции. Я стиснул зубы, когда увидел на полотнище ненавистный символ. На фоне короны с зеленым крестом перекрещивались оливковая ветвь и шпага, призванные олицетворять милосердие и справедливость. Лично я не усматривал в действиях инквизиции ни малейшего милосердия, а то, что считалось справедливостью, на самом деле было насилием и жестокостью.
С каждой стороны верховного инквизитора загораживала стена вооруженных арбалетами солдат, одетых в красные жилеты и округлые шлемы. Толпа покорно опустилась на колени, ведь каждый, кто не сделает этого, неминуемо попадет под подозрение.
На балконе появилась Альма. Она игриво погладила спереди камзол маркиза и хихикнула:
— Люблю мужчин с большими арбалетами.
— Я так рад, Альма, что ты смогла присоединиться к нам, — сказал маркиз.
— Даже куртизанке следует соблюдать некоторые священные традиции, — сказала она.
— Взгляните туда, — взгляд маркиза вдруг сделался серьезным.
Все посмотрели на человека в простом белом одеянии, который едва волочил ноги. Церковная рака огромной серебряной башней возвышалась за его спиной, и украшавшие ее колонны и арки сверкали под палящим солнцем. А следом, почти в самом конце процессии, шел архиепископ в круглом заостренном головном уборе и с золотым жезлом в руках. Несмотря на эти внешние атрибуты власти, он выглядел гораздо скромнее, чем верховный инквизитор, который этой властью действительно обладал.
— Кто был тот грешник? — спросил я, не сумев разглядеть лица человека в белом.
— Один сельский священник, которого обвинили в ереси, — прошептал маркиз.
— А что было на самом деле?
— У него была любовница.
— Но это не такая уж редкость, — сказал я.
— Верховный инквизитор решил устроить показательную расправу. Он в ярости, оттого что его указы о соблюдении морали не выполняются должным образом. — Маркиз понизил голос. — Представьте, во время пыток они его оскопили.
