— Слушаюсь, сэр.
Стэймиц нахмурился.
— Вы — помощник инспектора Грэхема. У меня есть распоряжение судьи...
Проллер пренебрежительно отмахнулся.
— Я и не думаю соваться в ваши дела. Я только заглянул, чтобы выразить свое
сочувствие.
— По какому случаю?
— Брайлинг и в настоящей жизни вам немало досаждал, — мягко проговорил Проллер.
— А эта Отсрочка сделает его и вовсе недосягаемым для правосудия. То-то он
посмеется над вами, когда вернется к жизни.
— Ваши соболезнования неуместны, — возразил Стэймиц. — Я вовсе не испытываю
неприязни к Брайлингу. Напротив, я благодарен за то, что он открыл в моей
конторе большой заказ. Отсрочка на максимальный период — необычайно выгодная
сделка.
— Хотелось бы мне знать, что он подумает, когда откроет глаза через пять сотен
лет. «Я улизнул! Все мои миллионы при мне, а Стэймиц вот уже многие сотни лет —
не более чем прах!» А вам как представляется, о чем он подумает?
— Я не испытываю никакой неприязни к Брайлингу, — повторил Стэймиц. — Я верю в
Верховное Правосудие. И я со спокойной душой вверяю ему Брайлинга.
— А Верховное Правосудие еще будет иметь полномочия через пять сотен лет? —
спросил Проллер.
Стэймиц не ответил.
Проллер ворвался в кабинет Грэхема с возгласом:
— Стэймиц признался!
— Сомневаюсь, — безжизненно проговорил Грэхем. — С чего бы это?
— Дрожит за свою шкуру! Он только что лег в Анабиоз, и если это не равносильно
признанию...
— Стэймиц? Лег в Анабиоз?
— Да, сэр. По-видимому, он почуял, что мы проникли в его планы, вот и рванул как
можно дальше, за пределы любых сроков давности.
— И насколько же далеко эти пределы?
— Четыреста девяносто девять лет восемь месяцев.
— Вы безмозглый кретин!
Грэхем вскочил на ноги и возбужденно заходил по кабинету.
— Это вовсе не признание, а, напротив, доказательство нашего поражения! Это
говорит лишь о том, что с Отсрочкой все было в порядке. Стэймиц выйдет из нее
раньше Брайлинга, и ему как раз хватит времени, чтобы разработать план убийства.
А поскольку это именно он изобрел Анабиоз, легковерные ученые будущего без
колебаний позволят ему изучить его результаты. Он будет весьма рад поработать в
группе по оживлению Брайлинга!
— Так, значит, вы не были правы, когда утверждали, что Брайлинг убит?
— Конечно, но это как раз та ошибка, о которой я ничуть не сожалею, — вне себя
от восторга воскликнул Грэхем. — Прошу вас приложить докладную записку к
медицинским записям Стэймица. Врачи, которые будут возвращать его к жизни,
должны сообщить властям о том, что Стэймиц подвергся Анабиозу, вынашивая
преступные замыслы. И можете закрыть это дело.
— Слушаюсь, сэр. Как сформулировать причину?
Грэхем улыбнулся.
— Просто укажите, что наши полномочия не распространяются более на его главных
участников.
Врач-лаборант имел лишь вторую степень и разрывался между желанием
самостоятельно довести до конца все эти сложные процедуры и страхом, что его
привлекут к ответственности за незаконные опыты.
— Я еще раз сделал все пробы, — сообщил он. — Это, по-видимому, ртутное
соединение М4939.
— Если это соединение, которое применяют в промышленности, где же Стэймиц сумел
раздобыть его?
— Ученый-химик его уровня может приготовить подобный состав самостоятельно, это
не проблема. Но вот одурачить троих врачей-лаборантов... Непостижимо!
— Врачи из лаборатории проводили свои собственные проверки на каждую дозу
препарата по мере его приготовления. Я незаметно изъял несколько пробирок у
Стэймица и, когда тот отвернулся, взял образцы на пробу из каждой пробирки уже
после того, как он впрыснул зелье в тело Брайлинга. Яд был лишь в последней.
Очевидно, он сумел его добавить, когда лаборанты закончили свои тесты.
— В таком случае, нам следует заявить об убийстве.
— Но ведь не было никакого убийства, — заметил Проллер. — Напротив — состояние
здоровья Брайлинга выше всяких похвал.
— Тем не менее его жизнь в опасности.
Проллер покачал головой.
— Пока он лежит в Анабиозе, ему ничего не грозит. Но стоит вернуть его к жизни
(когда бы это ни случилось), «запустив» в действие все процессы в его организме,
бедняге останется жить всего лишь несколько минут, и большую часть этого времени
он проведет в невыносимых страданиях.
