Леший… Его колдовство скручивало руки и ослабляло дух, и трудно было сказать, смог бы он что-либо противопоставить ему. Впрочем, тогда, повинуясь порыву, он был действительно готов принять смерть. И если лесной колдун решил бы забрать его жизнь, не стал бы сопротивляться. Заслужил. Однако не умирать же от рук этого долговязого увальня!
Мужчина ускорил шаг, легко догнал проводника и пошел за ним след в след. Мало ли, что на сей раз тот задумал.
За старой корявой ольхой тропинка сделала поворот, и открылся вид на достаточно большую избу. Она возвышалась на добрую сажень за счет угловых столбов-куричинов, раскинувших коряги снизу, как курица лапы. Рядом располагалось ухоженное хозяйство с хлевом и сараями, отгороженное от леса невысокой изгородью. Над кровлей курился дымок, пахло свежим хлебом.
– Ты знал, что здесь живут? – спросил он проводника, внимательно озирая окрестности. Безлюдно. Засады вроде бы нет.
— Идем, идем, нас ждут, – торопливо ответил тот.
При их появлении белая сова с перьями в черную крапинку нехотя оторвалась от крыши и, ухая, полетела вглубь леса.
Они поднялись по скрипучей лестнице, остановились на пороге и совершили глубокий поклон. Посреди избы стоял стол, накрытый красной скатертью, за которым лицом к вошедшим сидела высокая женщина немолодых лет. Ее красноватые распущенные космы падали волнами на расшитый драгоценной нитью сарафан, местами покрытый рунической вязью. На длинной точеной шее красовалось ожерелье из цепей с крупным красным яхонтом посередине, в ушах -- серьги-голубцы, на ножках – кожаные сапожки, украшенные мудреным узором.
Она отложила в сторону костяную расческу, улыбнулась им и молвила:
– Добрались, молодцы, долго же вы шли ко мне.
– Добро здравия, Пелагея. Так вокруг болота и леса. Просим приютить и дать отдохнуть с дороги, – проговорил ослабевшим голосом проводник.
– И вам здравствовать, проходите и садитесь, потчевать будем.
Хозяйка сбросила с колен черного кота, встала и направилась к большой, сложенной из камней печи. Когда повернулась спиной, повеяло сиренью в цвету. Ее стан и изгибы притягивали взор, ступорили сознание. Лучины в комнате разом мигнули, на краткий миг в темноте можно было увидеть только красные угольки кошачьих глаз. Потом свет выровнялся и стал прежним. Наваждение отпустило.
Мужчина огляделся: вдоль стен резные сундуки, полки заставлены шкатулками и коробами, между которыми встречались и толстые фолианты, и свитки бересты, с потолка свешивались пучки засушенных трав. Добротный дом преуспевающей ворожеи, но зачем она так далеко от людей забралась?
Чуть погодя, когда они умылись с дороги, хозяйка выставила на стол выпуклый котелок с кашей, каждому выдала ложку, кусок хлеба, крынку парного молока и пригласила трапезничать.
– Мясом не угощу, нет у меня свежего, но вот лепешек и круп хватает. Знаю, досталось вам, Леший попроказничал, любит старый поиграть. Вы его простите. Хоть ему годов немерено, ума-то не прибавилось. Особый подход к нему требуется, тогда он лапушка безобидный.
– Плечо у молодого так и кричит о его безобидности, – заметил мужчина.
Он с азартом взял ложку и зачерпнул из котелка дымящуюся кашу. О чарующей красоте хозяйки старался не думать, не хватало ей заметить его интерес. Но ее наблюдательность отметил. Знать, и правда, их ждала и путь отслеживала. Еще одна загадка этой дикой местности, еще один непростой персонаж. Однако каша у нее отменная!
– Разве это рана? Перед сном подую, травку приложу, утром о ней и не вспомнит. А вот ваши души, пожалуй, мне не залечить, – улыбнулась Пелагея, подкидывая в печь березовые поленья. Странные речи, но чего еще ожидать от ворожеи?
– Прости, хозяйка, но мы и не просим. Нам бы попить, поесть, переночевать, да дальше в путь, – он постарался ответить ей чинно, все же радушно их встретила, от такого он давно отвык.
– Как скажешь, мил человек, как скажешь, но глаза твои ведают о другом, а читать прошлое я пока не разучилась, чай, не совсем старая, – сказала [женщина] и неожиданно оказалась прямо перед ним.
Защипало в носу, заслезило, и вот уже воспоминания полностью поглотили его. Он неподвижно застыл. Ложка упала со стуком на стол. Старая боль вернулась. Он снова был отроком и снова повторял свои ошибки, одну за другой. Судьба петлей затянулась и не желала выпускать. Ничто не помогало спрятаться от правды, укрыть глаза или отвернуться в сторону. День за днем, час за часом он переживал прожитое.
