Несколько часов Зингер, окончательно заблудившись, бродил по переходам огромного теплохода и уже думал о том, не придется ли ему в течение всех восьми дней ночевать на палубе.
Конечно, все происшедшее можно было бы объяснить его слабой способностью к ориентации в пространстве. Более того — такая слабая ориентация была у него едва ли не наследственной: прожив много лет в Варшаве, его родители тоже не ориентировались в этом городе и путались даже тогда, когда им предстояло отправиться на вроде бы хорошо знакомую улицу.
Однако Зингер объяснил себе это по-другому: он понял, что те самые демоны, которые «опекали» его на протяжении всей жизни в Польше, отправились за ним и в Америку, и сейчас просто забавляются, кружа его всему пароходу. Не успел он об этом подумать, как тут же вспомнил номер свой каюты. Более того — выяснилось, что он стоит буквально в двух шагах от нее…
Вторая же история произошла с ним в столовой парохода.
Стоявший у входа в нее официант сообщил Зингеру, что остался только один свободный столик, рассчитанный на одного человека. Это писателя как раз вполне устроило. Но вот когда официант спросил его, предпочитает ли он кошерную пищу или будет есть то же, что и остальные, Зингер неожиданно сам для себя ответил:
— Видите ли, я — вегетарианец и хотел бы по возможности получать вегетарианское меню.
Потом он сам не мог объяснить, какая именно сила заставила его произнести эти слова. Он и в самом деле давно уже думал о том, что вегетарианство является самой правильной и нравственной системой питания, однако отнюдь не спешил отказаться от мяса и рыбы. И вдруг в первый день пребывания на пароходе он решился на этот шаг, и с тех пор до конца своих дней (а ему предстояло прожить еще почти 60 лет) оставался вегетарианцем.
Когда он уселся за свой столик и официант огласил список блюд, которые он может предложить Зингеру как вегетарианцу, у сидевших за соседними столиками людей вытянулись лица. Они начали наперебой участливо спрашивать Зингера, чем он болен и что за доктор прописал ему такую диету.
— У меня все в порядке, господа, — попробовал объяснить Зингер. — Просто я считаю, что это аморально — убивать живые существа ради еды, хотя они имеют такое же право на жизнь, как и мы с вами.
Странно, но после этой невинной фразы между Зингером и остальными пассажирами образовалась стена отчуждения. Да и отношение официантов к нему было из рук вон плохим — те словно специально приносили ему зачерствевший хлеб, холодный чай и ни разу не предложили вина, которым они обносили других пассажиров.
Ситуация еще больше обострилась, когда Зингер заявил, что он не хочет есть в общей столовой и просит приносить ему еду в каюту. Матрос, доставлявший ему скудную трапезу, зачастую состоявшую из остатков зачерствевшего, явно вчерашнего обеда, почему-то относился к Зингеру с необъяснимой неприязнью и не желал вступать с ним ни в какие разговоры…
Так продолжалось пять дней — до тех пор, пока Зингер, выйдя на палубу, не обратил внимания на девушку, державшую в руках «Цветы зла» Бодлера. Решившись, Зингер заговорил с ней по-немецки, и девушка ответила сначала на польском, а потом на идиш, который оказался языком ее детства. В повести «Заблудившийся в Америке» Зингер называет ее Зося Фишельзон. Имя это, безусловно, вымышленное, но вот ее история, как и истории других его героинь, действительно реальна.
Зося была дочерью Натана Фишельзона — некогда раввина, большого знатока Талмуда, который крестился и перешел в протестантизм, а затем крестил и свою семилетнюю дочь. Но Фишельзон не просто крестился — он стал известным пастором, а затем и миссионером, работавшим, в основном, среди евреев. Как признается сам Зингер, он тоже пару раз посещал его лекции.
Своей дочери Фишельзон дал образцовое образование, отправив ее в один из пансионов для девочек в Англии, и вот сейчас он пытался спасти от грядущей Катастрофы свое единственное чадо в Америке — его друзья, руководители одной из христианских организаций в Бостоне, обещали добиться для девушки гражданства.
Как и Зингер, Зося чувствовала себя совершенно чужой на пароходе, и в течение всех этих пяти дней ни с кем не разговаривала. Прекрасно владея английским, она переговорила с помощником капитана, и в тот день Исаак Зингер уже обедал за одним столиком с Зосей, причем ему подали вполне приличный вегетарианский обед и, само собой, не обделили вином.
