Не успели девушки занять исходные позиции, как остановилась милицейская машина.
— Здорово живешь, Клещ! Везешь прошмандовок на работу?
— Да, вот, привез, — ответил Яша, посмотрел на погоны, оценил звание, вытащил из блока пачку «Мальборо». Но тут же подумал и вытащил еще одну. Подошел к машине гаишников. — Вы что, сегодня здесь дежурите?
— Нет, — сказал гаишник, — но закурить у тебя не найдется?
— Как же, всегда найдется.
Яша дал каждому из гаишников по пачке. Те даже не стали их распечатывать, попрятали в карманы. Посмотрели на девиц:
— Что-то новеньких телок у тебя, Яша, давно не появляется.
— Где же их взять? Если кого найдете, приводите, я трудоустрою.
— В оба смотреть будем, — пошутил лейтенант, — как бесхозную на дороге найдем, обязательно привезем прямо к тебе, Яша. Только ты нам приготовь сотку.
— Нет, мы так не договаривались.
— А если товар стоящий?
— Если вы мне стоящую добудете, я вам по двести каждому кину.
Гаишники принялись нагло ржать, глядя прямо на сутенера.
— Кстати, мужики, — Яша приблизился к открытой дверце гаишной машины, отгадайте загадку?
— Валяй.
— Чем х., от жизни отличается?
Гаишники переглянулись, затем один потер висок:
— Ну, и чем же? — спросил он у сутенера.
— Жизнь жестче, чем х… Гаишники опять заржали.
— Тебе, наверное, прошмандовки анекдот рассказали, а, Яша?
— Нет, не они, приятель рассказал.
— Он голубой, что ли?
— Нет, не голубой, он самый что ни на есть нормальный — майор ГИБДД.
— Панкратов, что ли?
— Ага, — сказал Яша.
— Этот может. Еще тот фрукт. — Гаишники завели машину. — Успехов тебе, Яша.
Девчонки помахали гаишникам так, словно те были им, по меньшей мере, близкими друзьями.
— Я вон ту, Галю, как-то пользовал, — сказал сержант лейтенанту.
— Ну, и как?
— Да никак, полегчало, давление снял, и все. Я вообще, честно говоря, тех мужиков, которые за это еще бабки платят, абсолютно не понимаю.
— Ты не понимаешь? Знаешь почему? Потому что сам бабой бесплатно пользуешься, а когда бесплатно, тогда и кайфа никакого.
Гаишники смеялись, поглядывая на машины, мчащиеся к Москве. Они выбирали объект. И вскоре заметили, серебристая «тойота» пронеслась рядом с их машиной.
— Сто двадцать прет, — сказал лейтенант сержанту. Сержант хмыкнул, осклабился. Лейтенант взял в руку рацию и, нажав кнопку, забурчал:
— Эй, Петров, слышишь? Серебристая «тойота», тормозни ее, мы сейчас подъедем. Ты меня понял?
— Так точно, понял, торможу!
— Вот и все, двадцать баксов в кармане, — откладывая рацию в сторону. Быстрые и легкие деньги. Дорога — как река, — философски заметил лейтенант, забросил удочку и вытаскивай рыбину.
— Всю ночь нам мотаться туда-сюда по этой реке, как рыбнадзору.
— Это ты другим рассказывай про рыбнадзор, мы с тобой — браконьеры, усмехнулся лейтенант и тут же увидал черный джип «мерседес», мчащийся по встречной полосе. Даже с большого расстояния было понятно, что водитель нещадно превышает скорость.
— В аэропорт спешит, — на губах сержанта появилась хищная улыбка. — С тех, кто в аэропорт едет, можно и стольник срубить. Главное — тормознуть и время потянуть. На самолет люди опаздывают, готовы откупиться любой ценой. Ну что! Стопорнем?
— Не успеем. Пока остановимся, разделительную перебежим, махнем, а он уже вон где будет. Курочка — она по зернышку клюет и сыта бывает. Наша верная двадцатка нас ждет, поедем, срубим ее. Дураков на шоссе хватает, всех не переловишь.
Сержант с тоской во взгляде проводил глазами уносящийся к аэропорту джип.
— Этот под сто пятьдесят валит.
— Такую машину и тормозить опасно, может, депутат какой, наглости у него не меряно. А может, министра какого встречать едет. Опасно тормозить, нарваться можно. Номер не рассмотрел?
— Где ж рассмотришь! Увидел, что два нуля впереди, и то, что частник.
— Сортир на колесах: не тронь, не завоняет. Лейтенант, умудренный службой, умел переключать внимание. Если не тормознул машину, забудь о ней, жди другую.
— Упустили.
Молодой же сержант все еще жалел об упущенной возможности. Он еще не накушался. Квартира у него была обычная, обставлена без лишней роскоши. Но вкус к жизни он уже начал чувствовать, ребенок его учился в платной школе, постигая сразу два иностранных языка. Сам-то сержант и по-русски изъяснялся с трудом, умудрялся слово «заявление» писать через апостроф — «заявление». У лейтенанта уже имелась довольно свежая иномарка, и полгода как в окнах его «хрущевки» стояли немецкие стеклопакеты.
