Посеянным в огонь - страница 9
ОН ПОКОНЧИТ С ПРОТИВНИКОМ.
Грандиозность преступления потрясет этих крикливых двуногих. Они начнут оглядываться друг на друга и спрашивать, что стало со временем, если один безумец отравил миллионы. Тогда противнику придется туго. Они все будут настороже, и противник напрасно будет метаться от одного к другому. А если и этого окажется мало…
Покончив с приготовлениями, Харви выбрался на крышу. Он с удовольствием осматривал свой бастион. Положил рядом пистолет. Закрыл глаза.
Сейчас он совершит обряд очищения.
Он — чистое зеркало. Он — боец.
Пошел дождь. Загрохотало, полыхнула молния сквозь опущенные веки. Харви сидел на крыше, положив кулаки на колени, и по обнаженным плечам его, пузырясь, стекала вода. Тело — подставка светлого зеркала. Светлое зеркало изначально чисто. У меня нет родителей. Моими родителями стали Небо и Земля. У меня нет очага — Единое Средоточие станет моим очагом. У меня нет глаз — вспышка молнии мои глаза. У меня нет членов — мгновенное действие, вот мои члены…
Сознание, точно лунный свет, равномерно охватывает противника… Он видит машины с вооруженными людьми, которые несутся по городу в его сторону. Он видит девушку среди них… Нервозность и рассеянность уподобляются облакам, которые мешают правильно угадывать намерения и движения противника.
Я сливаюсь с ним в одно целое. Я — часть этого горячего монстра с красными глазами. Огромный город-паук, и в черную спину его хлещет дождь.
Я вижу мертвые тела, покинутые противником. Я слышу стук своего сердца, которое билось так же ровно, когда я спускал курок. Я вижу тело Завадски — его везут на тележке, укрытое белой простыней, я слышу вой сирен и чувствую тяжесть, которая все больше ложится на плечи.
Эти люди… Их жизни отнял я… Черная туча. Холодная вода. Я посягнул на их души, я только дрался с противником, а они падали, падали… Они кричали.
Тело — подставка светлого зеркала. Светлое зеркало изначально чисто.
Оно трескается… Красные глаза прорезают его, из порезов бьется кровь, черная кровь, она дымится и заливает его, она поднимается до горла и душит… Он бежит назад, к женщине в белом, и прячется в ее юбке. Он видит, как лицо ее наклоняется — близко-близко, — он может сосчитать каждую жилку в ее красных глазах…
ПРОТИВНИК!
Харви вскочил и закричал, точно раненое животное. Противник был всюду, он, словно газ, наполнял предметы, его самого, он был даже в костях.
Глаза Харви расширились, а изо рта вылетела пена.
Светлое зеркало изначально чисто…
…Он видел огонь и дым. Он слышал крики людей в мегафоны и видел себя, поливающего автоматным огнем из окон второго этажа. Он видел бинокль на штативе и девушку, закусившую губы. Она смотрела, как он умирает.
Харви видел и клялся, что противник пожалеет об этом. Это он, Харви, боец!
Он уйдет отсюда живым.
Сергей заперся и работал сутки напролет. Когда его спросили: «Ну что?» — он отмахнулся: «Вы ничего не понимаете».
Новая работа пребывала в движении, она беспрестанно менялась. Слепой карлик с вытекшими глазами парил в воздухе — ноги ело были безжизненны и сгибались, как резиновые. Огромная пасть на голове-тыкве была разорвана. Из вытянутой в напряжении глотки вылетел огромный шар на шнуре. Этот шар с радужкой и зрачком должен был означать глаз, а шнур, уходящий в глотку, — растянутый нерв. Но глаз Сергею не удавался. Он бился над ним, пытаясь придать ему некую сверхреальность.
Сергей все больше чувствовал, что идет у самого края и занимается мелочами, не решаясь на главный шаг.
Он не знал, что должен был сделать.
Эта работа пугала всех ее видевших.
Они окажутся в разных мирах и тщетно будут искать друг друга. Она станет тысячью женщин, он — тысячью разных мужчин. Они будут писать письма в тысячу городов, не в состоянии исчерпать ненасытного желания любви. Когда чернила и бумага кончатся, они будут думать, обращаясь к одним звездам, слепо тоскуя, бросая зов в немую ночь и придумывая на него тысячи ответов.
Он опустится в землю на стареньком рябиновом кладбище, а она будет приходить к нему и устало падать в пожелтевшую листву, обнимая мир, в котором он растворился.
