Тони. Ты могла бы быть счастлива со мной! Я мог бы освободить тебя!
Паула(смеется). Но я и так свободна! Я снова свободна, Тони! А в вашем мире нет свободы. Просто издерганные люди, которые сбились в кучу и все время стремятся куда-то бежать. Испуганные рабы, жаждущие выкупа! Но такую свободу, как у меня, вы не купите и за миллион долларов! Да, я была безумна — на минуту, когда заразилась вашим страхом, когда пожелала вашего рабства! А когда я сожгла картину, я снова стала свободной!
Тони(резко поднимается). Я, я! И это все, о чем ты думала? Только о себе? А как насчет меня? Ты знаешь, что ты со мной сделала, когда сожгла эту картину?
Паула. Откуда тебе знать, кто из нас жертва!
Тони(смотрит на нее). И тебе совсем не жалко! У тебя совсем нет жалости!
Паула. Я ведь сказала, что ты никогда не простишь меня.
Тони. Ты могла бы спасти меня…
Паула. Но я и так спасла тебя, Тони. Ты только еще не знаешь…
Тони. Ты могла спасти меня, но не захотела! О’кей, тогда я убираюсь ко всем чертям! (Идет к лестнице.) Хватит мне бороться, хватит стараться быть хорошим! Я вернусь туда, откуда вышел, — назад, в помойную яму! Назад, к жизни, от которой ты могла бы меня избавить!
Паула. Ты не вернешься, Тони. Ты уже не можешь вернуться. Ты никогда не будешь прежним. Это цена, которую ты платишь. И ты не вернешься.
Тони(снова рыдает и идет назад). О нет, вернусь! Я вернусь — назад, в помойную яму! Хватит с меня борьбы! Хочу просто гнить! Ты могла бы спасти меня, но не захотела! И я мог бы спасти тебя, Паула! А теперь ты проклята! И я рад — да, я рад! О, я добился своего: обрек тебя на проклятие — тебя, твоего отца и этот дом! Ты сама вырыла себе могилу, Паула, когда сожгла картину! Прибила крышку к гробу! Я мог освободить тебя! А теперь ты обречена гнить здесь! Вы все обречены гнить здесь, все трое, вы будете бояться взглянуть друг другу в лицо! Вы все будете сидеть здесь, ненавидеть друг друга и гнить, пока не умрете! Вот что я принес вам! И я рад, я рад, я рад! (Уже у лестницы останавливается, рыдания душат его. Прижимает кулак к носу, стараясь взять себя в руки.) О, я тоже буду гнить — но я буду счастлив! Да, счастлив! Я хочу гнить, хочу отправиться в ад! Я буду наслаждаться им, для меня это будет лучшее время моей жизни! Я буду просто в восторге! Будьте прокляты, прокляты! (Снова останавливается, зайдясь в рыданиях. В ярости выпрямляется во весь рост и опять пытается бравировать.) Так вы полагаете, я должен расплачиваться, а? Думаете, я никогда не буду прежним, а? Льстишь сама себе, Паула! Меня это ничуть не задело! Посмотри на меня! Я все тот же Тони! Все тот же старый добрый Тони! И поверьте мне, красавицы, я намерен… (Не получается. Он надломлен окончательно — сгибается пополам и громко рыдает, спрятав лицо в ладони.) О, зачем ты это сделала, Паула? Зачем ты это сделала! (Спотыкаясь, спускается по лестнице.)
Паула. Наш бедный жертвенный агнец!
Кандида(робко подходит). Это было… наше жертвоприношение, Паула?
Паула(весело поворачивается к ней). Ах, Кандида, в моих руках был только нож. А ты возложила дрова на алтарь, ты возжгла огонь!
Кандида(опускается на колени). Паула, прости меня!
Паула(опускается на колени рядом с ней). Кандида, скажи, что ты ни о чем не жалеешь.
Кандида. О картине?
Паула. А что бы ты сделала?
Кандида(просветленно). То же, что и ты! Я бы уничтожила ее!
Паула. Осторожно, Кандида! Ты подумала, на что мы себя обрекаем?
Кандида. На тьму, на людей со счетами, на злые языки!
Паула. А теперь они скажут, что мы вовсе выжили из ума. Не забывай — мы уничтожили вещь, оцениваемую в десять тысяч долларов. Этого они никогда не поймут. Скажут, что мы сошли с ума, что мы опасны! И, Кандида, в конце концов они, может, будут правы…
Кандида. Я готова пойти на такой риск.
Паула. Послушай! Они уже говорят о нас… Они собираются, они идут!
Кандида(улыбается). У нас очень редкий талант, Паула.
Паула. Увы, да! Мы умеем только ловить крыс и говорить на древневавилонском языке. Есть ли для нас место в мире?
Кандида. А зачем нам какие-то ярлыки или номера?
Кандида. Быть… древней вавилонянкой?